— Предъявляете обвинение?
Эрте Элбен был умным человеком, но не только. Ещё он был очень взрослым человеком и умел ценить время, особенно своё и особенно если его оставалось немного.
— Я должен так поступить?
Он не ответил, но соломенные усы обречённо повисли.
— Сколько подорожных вы выписали с начала года?
— Вам нужна точная цифра?
— Нет, довольно и порядка.
— К полусотне.
Хорошая прибыль. Пусть даже одной лишь медью.
— Каждый раз по три-четыре человека приходит?
— Они почти всегда идут семьями.
Конечно. Какой смысл оставлять часть родных на произвол судьбы? Уж лучше попробовать накопить ещё немного монет, зато уйти в лучшую жизнь сразу и всем.
— В этот раз тоже была семья. Но она вынуждена была разделиться.
Глаза эрте Элбена прищурились. Нехорошо так, недобро.
— О чём вы говорите?
Я подошёл к окну и с минуту смотрел на залитую солнцем площадку перед каменной стеной и полуголого человека, за связанные руки подвешенного к балке, проходящей над двором.
— Их было трое. Мать, сын и дочь. Но вы выписали всего лишь две подорожных.
Комендант поднялся из-за стола:
— Я выписал столько, сколько было заявлено проводником.
— Он сам назвал вам количество?
Если бы мой собеседник лгал, то ухватился бы за предложенную возможность выйти сухим из воды, но я услышал противоположное ожидаемому.
— Он всегда разговаривал с патрульными. Вы же не думаете, что я встречался с ним лично? Это слишком большой риск.
Жаль, что со свидетелями у нас туго. Почти все померли. Кроме одного.
— Тот, болящий, всё ещё в постели?
Эрте Элбен крикнул в сторону двери:
— Позовите ко мне Гарзо! И быстро!
В комендантский кабинет названный свидетель входил, разумеется, отчаянно хромая и всем видом показывая, что совершенно неспособен к несению службы.
— Как здоровье, солдат? — спросил я.
— Да вот нога, будь она неладна… Подвела, когда не ждали.
— А ты ведь вроде ещё не стар, чтобы так оступаться.
Я подразумевал одно, но Гарзо понял меня совсем иным образом, и на его покатом лбу выступили крупные капли пота. Комендант ничего не сказал, то ли молчаливо признавая моё право на ведение допроса, то ли потому, что ярость, бушующая под соломенными усами, могла помешать докопаться до правды.
— Ты давно ходишь в патрулирование с одним и тем же напарником? Насколько я понимаю, вас не часто перемешивают, ведь так?
— Да уже полтора года.
— Раз в семь дней?
— Так точно, эрте.
— И каждый раз вы двигаетесь одними и теми же тропами?
Он кивнул, глядя на меня взглядом затравленного зверя.
— На вашем маршруте есть одна поляна… Довольно большая, удобная, скажем, для того, чтобы встретиться и поговорить с кем-нибудь.
— Да с кем же там говорить, эрте? Горы же одни кругом и лес.
Пробует отвертеться? Ещё бы не пробовал, ведь рядом стоит командир, по взгляду которого невозможно понять, что случится в следующую минуту.
— А тем не менее ваш напарник нашёл себе собеседников. Целых троих. Только вот разговор не заладился… Ну и Боженка с ними со всеми. Зато ты жив, здоров, в твёрдом уме. Ведь так?
Нижняя губа солдата отчётливо затряслась.
— Конечно, ты можешь сказать всё что пожелаешь. Но я хочу услышать правду. Я. Насчёт эрте коменданта точно сказать не могу. Хотя думаю, он и так уже всё понял.
Я не пытался запугивать и без того чуть не наложившего в штаны парня. Но то, что я делал, было омерзительнее прямых угроз.
— Я не хотел идти с Руцем, потому и подвернул ногу. Нарочно.
Попался. Пусть я не особо искусен в рыбной ловле, но основные секреты знаю. В частности тот, что на каждую рыбу найдётся наживка, перед которой невозможно устоять. В моём случае наживкой было мнимое обещание защиты. Солдат понимал, что его ждёт наказание, но у него был выбор: либо молчать и идти под плети коменданта, либо сдать своё начальство чужому. Более начальственному.
— А почему не хотел? Вы повздорили? Может, выручку не поделили?
— Он… — Гарзо облизнул пересохшие губы. — Он сказал, что ему надоело передавать деньги, а самому получать только крохи.
— И решил малость поторговать самостоятельно?
— Да. Он сказал, что нужны лишь две подорожных. Комендант и выписал две.
Думаешь, теперь ты обеспечил себе безопасность и помощь с моей стороны? Ошибаешься. Я рассчитываю на большее, чем ты сможешь мне дать.
— А ты побоялся?
— Так если бы всё узналось… — Солдат скосил глаза, стараясь не встречаться взглядом с комендантом. — Не поздоровилось бы нам.
— А тут кстати подвернулся селянин, которому очень хотелось послужить. Впрочем, на этом месте наш с тобой разговор закончен. Можешь идти. Если командир позволит.
— Эрте…
Он бы бухнулся передо мной на колени, но не успел: по оклику коменданта адъютант вошёл в кабинет раньше.
— Пусть его покуда запрут. Потом я сам им займусь.
— Эрте! Вы же обещали! Защитите меня!..
Крики смолкли довольно быстро: наверное, парню попросту заткнули рот, чтобы не мешал отдыхающим от дежурства солдатам и не вызывал своими воплями ненужных вопросов. Комендант плотно притворил дверь и подошёл ко мне, встав с другой стороны от окна.
— А вы знаете своё дело. Хотя и молоды.
Я знаю не дело, а сотни всяческих способов, с помощью которых одни люди наживаются на других. Вот только никак не могу научиться оные применять. Может быть, потому, что меня учили совсем другому?
— Что ждёт Гарзо?
— Виселица, — коротко ответил эрте Элбен.
Я вопросительно приподнял бровь.
— Не потому, что он обманул меня. За это пусть Бож прощает. Но он подвёл своего товарища, а значит, не имеет права оставаться в гарнизоне.
И конечно, выгнать его взашей или сдать суду ты не можешь, потому что тогда в луже обыденной грязи неминуемо всплывут твои собственные грешки.
— А как мы разойдёмся с вами?
Хороший вопрос. Убить меня значило бы вызвать ненужные осложнения, к тому же коменданту наверняка рассказали о нечеловеческих возможностях моей защитницы, способной отправить в мир иной весь гарнизон форта за пару минут, а то и быстрее. Стало быть, силой действовать нельзя. Надо откупаться. Осталось только узнать, сколько я стою, верно?
