Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
В деревне потом долго смеялись, что в их колодце сейчас самая святая вода: всю ночь тот мужик там голышом сидел, и серебряный крест на дне лежит…
А через пару дней морячок тот вместе с женой – «ведьминой дочерью» – как ни в чем не бывало, к нам в деревню заявился с двумя бутылками водки. Ни чиха, ни кашля, ни радикулита после пятичасового сидения в ледяной воде у него замечено не было. И про Бога он молчал.
– Спасибо, ребята, что от смерти спасли. До сих пор не пойму, что со мной случилось. И почему к Богу меня потянуло… Моряки на корабле известно как Бога поминают, а тут вдруг я молиться стал… Завтра уезжаем обратно в город, пока отпуск не кончился – надо психиатру показаться…
Колодец тот потом вычистили, воду ведрами вычерпали, и крест достали. Только года два назад украл его из опустевшего дома приезжий алкаш и обменял на бутылку спирта.
Ловзанга – Мурмаши
Вот какую историю рассказал мне, заезжему человеку, за рюмкой водки Витька Тулупов – житель деревни Ловзанга Каргопольского района Архангельской области.
– Дело еще при Леньке Брежневе было. Я на скотном дворе кормачом работал. Што, не знашь таку специальность?! Ха-ха! Кормач – он коров кормит сеном да силосом. Доярка корове на сиськи аппарат надеват да снимат, а кормачу положено скотину кормить.
Вот и работали мы на силосной яме, я да Васька Михаленко, мы его Хохлом величали, а короче – Хохлей. Нас с ним Штепселем да Тарапунькой прозвали – помнишь таких актеров? – потому как я высокий, как Штепсель, а Хохля маленький, как Тарапунька.
Я в аккурат мотоциклет купил и каску к нему, ну шлем этот. Зарабатывал-то тогда подходяче, да жена, Катька, дояркой была, хорошую деньгу зашибала, дояркам тогда платили – я те дам: за жирность молока премии давали, за классность, за надой.
Ну вот, обмыли мы мотоциклет с Хохлей и давай каску на крепость испытывать. Пили-то красно вино в кормоцехе прямо из ковшика, которым телятам обрат наливают. Обрат – это молоко тако, вторично. Ковшик большой, тяжелой. Я говорю Хохле:
– Надевай каску!
Он надел ее на свою пустую балду. Я со всего размаху дал ему ковшиком по каске – ничего, даже не треснула. Еще по половине ковшика выпили. Хохля говорит:
– Сичас ты каску надевай!
Я надел, он ковшиком размахнулся и попал не по каске, а мне в лоб, потому что он маленькой, а я – высокой. Я после того удара минут десять без памяти лежал, а потом встал, полковшика вина выпил – и ничего, оклемался.
А в ту же пору было дело – отправили нас с Кудей (знашь Васю Кудинова? вон он, в разводной живет-прозябат) – коров племенных вести. Сперва из деревни в район, оттуда на станцию за сто верст, а со станции – аж в поселок Мурмаши, в Мурманску область. Кудя-то дальше району двадцать годов не бывал, а я, как с армии пришел, то же само.
Мы с Кудей сперва отнекивались: не поидем ни в каки Мурмаши. А нам зоотехница наша:
– А кто поидет – я, што ли? Ты – кормач, Кудя – пастух, коров как свои пять пальцев знаете, сам Господь Бог велел вам ехать в Мурмаши. Коров в вагоне кормить надо, они – племенны, их портить нельзя, так что поидете!
Ну и командировочны хороши пообещала нам выписать. Ну, командировочны дак командировочны. Получили мы их в районе. Четверых племенных коров туда шофера на машинах, в кузовах доставили и дальше – на станцию повезли.
Я говорю Куде:
– С командировочных-то нать бы «пузырь» купить.
А тогда, при Леньке Брежневе, «бухало», вино то ись, с трех часов продавали. Кудя говорит:
– Где купишь? Я и «японца» бы для храбрости засосал, да негде взять – утро вить еще.
«Японцем» Кудя флакон тройного одеколону называл.
Так нас – ни в одном глазу! – на станцию и привезли, к коровам в телячий вагон и запихали. Там несколько штук фляг с водой стоит, сено в кипах лежит – поить да кормить скотину нать ведь, дорога-то долгая.
Ну сели мы с Кудей на эти кипы и горюем: где бухала купить, вина то ись. Командировочны на кормане, а вагон уже поехал.
Всю ночь ехали с коротенькими остановками, то ли в Коноше, то ли в Обозерской наш вагон перецепили ночью передом на Мурманску область.
Утром коровы заорали – доить их нать, а не мы, не наши провожаты ведро не спохватились в вагон положить. Во что доить-то? Сиськи дергать – не промблема, и Кудя это умеет, и я. Кудя говорит:
– Давай доить в рот, ты вались под корову лицом кверьху да хлебало-то открой пошире – я тебе туда струю направлять буду, заодно и позавтракам молоком.
С одной коровы назавтракались мы досыта! А остальных пришлось в Кудину кожану кепку доить да молоко на землю сливать. И поили коров из кепки – ведра нету, а коровья голова во флягу не проходит – горлышко-то у фляги узенько.
Ну, обиходили мы коров, оправились они на пол. Мы убирать не стали, открыли двери вагона – а двери широкие, сели на приступок, ножки свесили, сидим да проплывающими мимо кустами любуемся.
Так до трех часов дня любовались. А в три часа поезд у каких-то десяти домов остановилси, на одном доме издалека видно, что написано «Магазин». И мужики оттуда выходят, бутылки за пазухи пихают. Я Куде:
– Бери командировочны да чеши бегом в лавку! Только Кудя с сумкой (она-то у нас одна на двоих была) в лавку забежал – вагон-то и поехал. Мать честная!
Сижу я на кипе сена, за спиной коровы орут – жрать хочут, а я горюю: куда вот сичас один поеду без денег, да и документы все – и на нас, и на коров – у Куди в сумке.
Два часа без передыху поезд ехал. Состоянье мое тогдашнее словами не передать…
Остановился поезд, я выглянул из дверей на улицу, гляжу – мать честная! – вдоль вагонов Кудя идет. Подходит ко мне, сумка у него полна вина, а у самого глаза уже поехали в разны стороны – один на Москву, другой на Ладогу – Кудя минимум как «пузырь» уже засосал.
– Ты как здесь, Василий Степанович? – спрашиваю. А состав-то у нас, оказывается, длинный был – ночью еще чего-то к заду прицепляли. Кудя выскочил из лавки с вином да и запрыгнул на последнюю цистерну с мазутом. Два часа он ехал верхом на цистерне да винцо из горлышка потягивал. А я тут умирал со страху.
Напились мы с ним с радости!.. Коров пьяные обихаживали, доили да убирали за ними. Все в навозе, как черти, вымарались. Вина нам в аккурат до Мурмашей хватило. А там коров у нас приняли, и идите, говорят, на все четыре стороны. Как это – на все четыре?! Мы думали: обратно в том же вагоне поедем, а пришлось на последни командировочны брать билеты да в пассажирский пихаться. Пиджаки да штаны у нас робочи, все в коровьем навозе, народ от нас прямо шарахается.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68