– Она вчера поехала навестить своих родителей, так что объяснений не понадобилось. И лучше не продолжай эту тему, Джим. Может, я, как крот, ни хрена не вижу, но о каждом своём шаге отчитываться не обязан.
Арнон неодобрительно покачал головой, но говорить ничего не стал.
Придя утром на работу, Патриция по привычке первым делом просмотрела почту. В ящике лежало пять новых писем. Три – рекламная рассылка, одно от институтской подруги и коллеги по работе Джулии Бирс, и одно от Уэсли Флэша. Его Патриция открыла первым. Начала читать, дошла до середины, поперхнулась кофе, закашлялась, выругалась и, в довершении счастья, уронила кружку. На колени и на пол выплеснулись остатки горячего питья.
«Я убеждён, я решил, я пойму смысл, я уверен…» Самоуверенный придурок, и никто больше.
Кое-как вытерев лужу с пола и брызги с одежды, Патриция взялась за сотовый, но, поразмыслив, отложила в сторону. Ясное дело: Флэш уже на пути в Лотлорн. Что она ему скажет? Начнёт советовать повернуть обратно? Но это ведь без толку.
Сердито хмурясь, Патриция дочитала письмо. Потом выдернула из карандашницы шариковую ручку и принялась машинально чертить что-то на бумаге. По случайности это оказался тот самый листок, на котором она писала во время их с Флэшем прошлого разговора. Неделю он без дела провалялся на её столе, а теперь почему-то подвернулся под руку.
Размышляя о том, приехал Уэсли в Лотлорн или ещё нет, она бездумно чиркала по листу. И вдруг поймала себя на том, что в последние полминуты из-под её пера выходит одно и то же: короткие параллельные чёрточки, похожие на небрежно написанные единицы. Чёрточки складывались в строки и столбцы, заняв уже больше половины листа. Они полностью покрыли надпись, которую в прошлый раз сделала Патриция:
«Зло, которое люди причиняют друг другу,
обретает собственную жизнь».
Буквы в слове «зло», жирно обведённые, были заметнее всего. Но почему-то глаза Патриции не задержались на них. Взгляд скользил дальше, как будто его что-то притягивало. В этой фразе явно напрашивалось другое смысловое ударение. Перечитав её ещё раз, Патриция обвела кособоким овалом слово «люди». Потом открыла ящик письменного стола и достала из него тетрадку в зелёной обложке, на которой была надпись: «Для работ по математике, Полли Пинго, 2-й класс».
Эту тетрадку Патриция переложила из своей сумки в стол в тот же день, когда получила от Клементины на память о её дочери. Они с Уэсли приехали сюда из дома Пинго, пили и разговаривали, в какой-то момент Патриции понадобилось найти телефон, она полезла в сумку и наткнулась на тетрадь. Не стала заглядывать в неё сама и ничего не сказала Флэшу – а он, наверное, не вспомнил. Сунула в верхний ящик, единственный запирающийся из трёх, и зачем-то повернула ключ в замке. Хотя обычно никогда этого не делала, и вообще пользовалась ящиком с ключом редко, предпочитая складывать необходимые вещи в более удобно расположенный средний.
«Я спрятала тетрадь Полли так же, как два десятка лет назад спрятала её медальон. Спрятала, чтобы не трогать долго-долго, чтобы забыть… Но мне же теперь не двенадцать лет. Если и не во всём, то в одном Флэш прав: нельзя сдаваться и идти на поводу у собственной слабости».
Одну за другой Патриция стала перелистывать страницы, исписанные чернилами, от времени поменявшими цвет с фиолетового на грязновато-синий с оттенком желтизны. Математические примеры, простенькие задачки, исправленные ошибки, оценки… На первых листах – четвёрки и пятёрки, и совсем мало исправлений, ближе к концу – всё больше троек и правок красной пастой, и даже двойка. Патриция посмотрела на даты, проставленные на полях. Оказалось, в этой тетрадке Полли писала с марта по июнь девяносто первого года.
В конце тетради осталось несколько чистых листов. Вот и всё. Хотя… Патриция вспомнила, что сама в школе часто рисовала на корках тетрадок. Иногда получалось, что тетрадь только начата, а задняя обложка с внутренней стороны уже сплошь покрыта каракулями.
Патриция перевернула все листы в зелёной тетради. Нет, Полли ничего не нарисовала на обложке. Зато что-то написала.
«У каждого человека есть отражение. Ты и твоё отражение – это два крыла бабочки, а бабочка – это душа. Когда я заблудилась в лабиринте, мне стало казаться, что я уже умерла. Если бы кто-нибудь убил меня сейчас, я бы, наверное, этого даже не заметила. Когда я смотрю на своё отражение, оно зовёт меня к себе. Но я его боюсь. Я боюсь».
Трудно поверить, что это мог написать восьмилетний ребёнок. Но почерк детский, тот же самый, что во всей остальной тетради.
Патриция покачала головой и, повинуясь какому-то внутреннему движению души, сделала запись под словами девочки: «Полли, ты поддалась своему страху».
А потом в её голове словно сверкнула молния. Здесь же, в тетради Полли, на чистой странице в клеточку, рядом с зелёной обложкой, она начала писать имена: Грэг Пинго, Полли, У. Ф., П. Р., Гэбриэл Уинслейт, Дж. Саммерс, Ральф Фортадо, Стэнли Голд, Керк Шеви, Мьют, Фрэнк Бонс, Доктор Фрэнсис, Джо.
Помедлив, Патриция добавила после «Джо» сокращение «и т. п.». Отложила ручку и посмотрела на получившийся список. Все имена шли в столбик, так что с правой стороны оставалось место. Место, которое нужно заполнить.
– Так… – пробурчала себе под нос Патриция. – История начинается с Грэга.
«Алчность?» – записала она напротив имени Грэгори. «Желание заработать деньги – страх остаться без денег».
– Теперь ты, Полли. Ну, здесь всё просто…
«Чувствительность – детская восприимчивость – подавленность, уныние – постоянный страх».
– Дальше… Нет, эту парочку пока пропустим. Получается, следующий – Гэб Уинслейт. Ещё проще, чем с Полли.
«C21H23NO5. Короче, наркота. Причина общеизвестна: желание уйти от действительности. Страх перед действительностью». Немного подумав, под именем Уинслейта Патриция приписала мелкими буквами «П. Филдингтон». А почему бы нет? Может, эти двое и были совсем разными людьми, но, как минимум, в одном походили друг на друга.
– Так, что у нас получается? Ага, интересно…
Три имени – и три совпадения. А если считать Филдингтона – даже четыре.
Патриция трижды взяла в кружок слово «страх». Значит, дальше надо двигаться в этом же направлении.
«Дж. Саммерс: страх потерять своё кресло, власть и репутацию».
– Отлично, господин мэр. Вы очень пеклись о своей репутации, не так ли? Любили, чтобы в газетах рассказывали, как вы дарите костыли больным старушкам, как заботитесь о порядке в городе и о благополучии жителей. Вы очень любили свою власть. Но недостаточно любили собственную дочь.
Дальше – Ральф Фортадо и Стэнли Голд. Хм-м…
Пока Патриция ограничилась тем, что поставила возле этих двух имён знаки вопроса. Зато после у неё не возникло никаких затруднений: «Керк Шеви – жертва, комплекс вины неразделим со страхом». «Мьют – слабохарактерный фанатик, не нашедший лучшего выхода, кроме как убивать тех, перед кем испытывает страх: сильных и целеустремлённых людей». «Фрэнк Бонс – явный комплекс неполноценности, истоки не имеют значения. Самоутверждается за счёт тех, кто в его власти и кого он ненавидит. Ненависть часто связана со страхом». «Доктор Фрэнсис – техно-науко-фил. Вариант бегства, неприятия реальности – страха перед реальностью». «Джо и подобные ему громилы – преступники, чья мораль основывается на силе, подчинении и страхе. Подчиняют себе тех, кто слабее, и сами подчиняются сильнейшим».
