Ответить на этот вопрос было трудно, и Лори начал жалеть, что у него нет необходимости зарабатывать себе на хлеб. Теперь больше, чем когда-либо, представлялась возможность «пойти к черту», как он однажды впечатляюще выразил это. У него было много денег и никакого занятия, а дьявол, как говорит пословица, всегда найдет чем занять праздные руки. Бедняга столкнулся с немалыми искушениями, как внешними, так и внутренними, но сумел устоять, поскольку, как высоко ни ценил он свободу, более ее он ценил чистую совесть и уверенность в себе, и потому обещание, данное дедушке, и желание сохранить возможность честно взглянуть в глаза тем, кто любил его, и сказать: «Все в порядке» – позволили ему остаться осмотрительным и стойким.
Вполне вероятно, что найдутся ханжи, которые заметят: «Я не верю этому, мальчики есть мальчики, молодые мужчины должны перебеситься, и женщины не могут ожидать чудес». Конечно, о образцы ходячей морали, вы не верите, но тем не менее это правда. Женщины совершают немало чудес, и я убеждена, что они могли бы совершить и это – поднять уровень стандартов мужского поведения, отказавшись повторять как эхо подобные сентенции. Пусть мальчики остаются мальчиками, чем дольше, тем лучше, и пусть молодые мужчины перебесятся, если уж должны; но матери, сестры и подруги могут помочь им совершить куда меньше грехов молодости, если будут верить и показывать, что верят, в возможность сохранить преданность добродетелям, делающим мужчину настоящим мужчиной в глазах хорошей женщины. Если это женские иллюзии, оставьте нас тешиться ими, пока мы можем это делать, ибо без них жизнь теряет половину своей красоты и романтичности и печальные предчувствия отравят все наши надежды на смелых, добрых мальчиков, которые неизменно любят своих матерей больше, чем себя, и не стыдятся признаться в этом.
Лори полагал, что для того, чтобы забыть любовь к Джо, ему потребуется напряжение всех сил в течение долгих лет, но, к своему большому удивлению, обнаружил, что эта задача становится с каждым днем все легче. Сначала он отказывался верить в это, сердился на себя, не мог понять, но эти наши сердца устроены так странно и противоречиво, а время и природа делают свое дело, невзирая на наши желания. Сердце Лори не страдало, рана упорно продолжала заживать с удивлявшей его скоростью, и вместо того, чтобы стараться забыть, он обнаружил, что старается помнить. Он не предвидел такого поворота событий и не был готов к нему. Он чувствовал отвращение к самому себе, возмущался собственным непостоянством и ощущал в душе странную смесь разочарования и облегчения, оттого что мог так быстро оправиться от такого ужасного удара. Он заботливо помешивал угли своей утраченной любви, но они не вспыхивали: осталось лишь приятное свечение, которое согревало и шло ему на пользу, не вызывая лихорадки, и он был вынужден с неохотой признать, что мальчишеская страсть медленно превращается в более спокойное чувство, очень нежное, немного грустное и все еще горькое, но которое непременно уйдет со временем, оставив лишь братскую привязанность, которая сохранится неизменной до конца.
Когда слово «братская» пришло ему на ум во время одного из таких размышлений, он улыбнулся и взглянул на висевший перед ним портрет Моцарта. «Это был великий человек, и, когда он не смог получить в жены одну сестру, он женился на другой и был счастлив». Лори не произнес этих слов, но лишь подумал про себя, а в следующий момент поцеловал старое колечко и сказал себе:
– Нет! Я не забуду, я никогда не смогу забыть. Я попробую еще раз, а уж если потерплю неудачу, что ж, тогда…
Не закончив этой фразы, он схватил перо и бумагу и написал Джо, что не может ни на что решиться, пока есть хоть малейшая надежда, что она передумает. Может ли она, хочет ли, позволит ли ему вернуться и быть счастливым? В ожидании ответа он не делал ничего, но ожидал с энергией и страстью, сгорая от нетерпения. Ответ наконец был получен и окончательно разрешил его сомнения: Джо определенно не могла и не хотела. Она была целиком поглощена заботой о Бесс и не желала больше слышать слово «любовь». Затем она просила его быть счастливым с кем-нибудь другим, но навсегда сохранить в сердце уголок для его любящей сестры Джо. Далее шла приписка, в которой она просила его не говорить Эми, что Бесс хуже; Эми предстояло весной вернуться домой, и не было необходимости омрачать остаток ее пребывания в Европе. Бог даст, она успеет проститься с сестрой. Но Лори должен писать Эми почаще, чтобы она не чувствовала себя одинокой, не тосковала по дому и не тревожилась.
– Так я и поступлю, прямо сейчас. Бедная девочка! Боюсь, ее возвращение домой будет печальным. – И Лори открыл ящик своего стола, словно письмо к Эми и было надлежащим заключением той незаконченной фразы, произнесенной несколько недель назад.
Но он не написал письмо в тот день, так как, роясь в столе в поисках своей лучшей бумаги, наткнулся на нечто такое, что изменило его намерения. В одном из ящиков среди счетов, паспортов и разного рода документов лежало несколько писем Джо, а в другом отделении – три записки Эми, заботливо перевязанные одной из ее голубых ленточек и своим ароматом напоминавшие о вложенных внутрь трех сухих розочках. С выражением смешанного сожаления и удовольствия он собрал все письма Джо, разгладил листы, свернул и аккуратно положил в маленький ящик стола, постоял с минуту в задумчивости, вертя кольцо на пальце, затем медленно снял его, положил вместе с письмами, закрыл ящичек и вышел, чтобы послушать траурную мессу в соборе Св. Стефана, с таким чувством, словно это похороны, и, хотя он и не был подавлен горем, такой способ провести остаток дня казался ему более подходящим, чем писать письма очаровательным юным леди.
Письмо, впрочем, тоже было вскоре отправлено, и быстро получен ответ, так как Эми действительно тосковала по дому и признавалась в этом с прелестной доверчивостью. Переписка процветала, письма летали туда и обратно с непогрешимой регулярностью всю раннюю весну. Лори продал бюсты, пустил свою оперу на растопку и вернулся в Париж, надеясь, что туда скоро прибудут и Кэрролы. Ему отчаянно хотелось поехать в Ниццу, но он не мог, пока не позовут, – а Эми не звала, поскольку в это время у нее были собственные переживания, которые заставляли ее стремиться избежать насмешливых взглядов «нашего мальчика».
Фред Воун вернулся и задал вопрос, на который она когда-то решила ответить «да», но теперь ответила «нет», ласково, но твердо, так как, когда пришло это время, смелость покинула ее и она почувствовала, что необходимо нечто большее, чем деньги и положение в обществе, чтобы удовлетворить новое желание, наполнившее ее сердце нежными надеждами и тревогами. Слова «Фред хороший парень, но это не тот человек, который, по моему мнению, должен бы тебе понравиться» и лицо Лори, когда он произнес их, продолжали возвращаться к ней так же упорно, как и ее собственные, когда она сказала взглядом, если не вслух: «Я выйду замуж ради денег». Теперь ей было неприятно вспоминать об этом: это было так неженственно. Она не хотела, чтобы Лори думал о ней как о бесчувственном, суетном существе; теперь ей не так хотелось быть королевой общества, как достойной любви женщиной. Она была так рада, что он не испытывал отвращения к ней после всех ее ужасных речей, но принял их так вежливо и был добрее, чем когда-либо. Его письма оказались для нее подлинным утешением, так как письма из дома приходили нерегулярно, а когда приходили, оказывались далеко не такими ободряющими, как ей хотелось. И отвечать на его письма было не только удовольствием, но и долгом, ведь бедняжка был покинут и нуждался в ласке, поскольку Джо упорствовала в своем жестокосердии. Ей следовало бы постараться и полюбить его. Это было бы не очень трудно, многие были бы рады и горды, если бы их полюбил такой милый мальчик; но Джо всегда вела себя не как другие девушки, так что Эми не оставалось ничего другого, как быть очень ласковой и относиться к нему как к брату.
