На шестые сутки кто-то сдаёт хату участковому. Пока менты ломают дверь и скачут по кустам отлавливая разбегающихся адептов, я, Трубач, Натаха и Стас спускаемся через шахту в подвал. С нами ценный груз — «аптечка».
Мобильная лаборатория Трубача.
Стас вынужден ехать назад в Питер, там какие-то заморочки с оформлением наследства. Обещает вернуться в конце недели.
Я поселяю у себя Трубача и Натаху. Во-первых, я должен окончить курс винтоварки, а во вторых, мне кажется, у меня есть гарантированные шансы переспать с Натахой. Мы движемся с такой скоростью, что кажется, весь остальной мир застыл.
* * *
У Бибика сдают нервы. За каждым его шагом в столовой следят.
Его должны хлопнуть в любую минуту. Пирожки печь и работать с его молодыми трубочистами Бибик бросил.
— Я на Таштюрьму заяву накатал, поедешь со мной?
Это значит, что Бибик написал заявление о переводе в спецподвал Таштюрьмы. Наседкой в камеру. Сроку у него впереди ещё семерик.
Минимум. Несмотря на все вольготные условия, через два года в спецподвале, он начнет харкать кровью. Туберкулёз любит тюремные подвалы.
Я желаю Бибику счастливого пути. Скучать без него сильно я не стану.
Да, имейте в виду, когда вас посадят, а в нашей стране я именно так бы поставил вопрос, так вот когда вас посадят, и вы окажетесь в маленькой камере в подвале, где будут ещё два-три человека, один из них — это бибик. Скорее всего, самый горластый и блатной.
Если же вас кинут в огромную «хату», человек на сто, все равно не щелкайте еблом, бибик скорее всего смотрящий за хатой.
Говорите о чем угодно, но не о своей делюге. И ничего не бойтесь. Все так же как на свободе. Масштабы только помельче. Вы не пропадёте, я уверен.
* * *
Я увольняюсь с работы. На двенадцатые сутки марафона работа становится бессмысленным занятием. На весь полученный расчёт я покупаю Солутан, реактивы, поливитамины и йогурт. Йогурт хорош по гулкому винтовому сушняку.
Я без пяти минут варщик! Поздравьте меня! Готовлю практически уже сам под наблюдением Трубача! У нас теперь своя точка на Лубянке. Я принимаю там пионеров и мы варим им винт.
Мы даруем миру счастье!
Натаху никак не застану одну. Искры так и пробегают между нами.
Но ни ей, ни мне не хочется обижать Трубача.
Вмазавшись, они уходят в ванну и трахаются там в воде.
От криков и стонов Натахи я дрочу в комнате, как одержимый бесами.
На девятнадцатые сутки непрерывного марафона, во время эксперимента с целью изготовления революционно нового винта я передозируюсь и вижу Бога.
Бог настоятельно рекомендует мне ехать в Ленинград и соскакивать с винта.
Название Санкт-Петербург- это от лукавого, все время твердит Бог.
Встав с прихода и не прощаясь с Натахой и Трубачом я уезжаю в Питер. Мне нужно соскочить. Кажется с головой происходит что-то неладное.
Оставшись без винта голова совсем отказывается работать. Спрыгнуть с винта оказывается в миллион раз тяжелее, чем с опиума. Нужно чтобы вас привязали к кровати и закрыли на амбарный замок.
Иначе вы достанете винт и вхуячетесь.
В Питере я сразу втридорога беру дешёвенький винт на Климате.
Нахуй мне их говенный винт. Я ученик Трубача. Просто надо было отобрать у Трубача аптечку.
Возвращаюсь в Москву.
Всю дорогу в поезде пытаюсь просраться. Я не ел толком более двадцати дней и теперь вот потерял способность срать.
Когда я смываю воду в унитазе, она ещё долго, с полчаса журчит у меня в ушах. Это что, глюки?
В квартире на Щелковской новые замки. Траханье в ванной довело до того, что голубки затопили весь подъезд до первого этажа.
Приехавшие хозяева, не обнаружив меня, выдворили Натаху с Трубачем на улицу. Они так же забрали мой паспорт в залог, до тех пор пока не заплачу за ремонт всего подъезда.
Какие мелочные, ничтожные людишки.
Обнаружить в Новогиреево Трубача с Натахой не удается. Я будто бы потерял родных. Особенно я скучаю по Натахе.
Красивая стерва.
Переночевав на крыше дома Немца я пиздию у него «аптечку».
Теперь у меня есть своя лаборатория. Заслуженая. Солутан найдем в Ташкенте.
Да. Я возвращаюсь в Ташкент. Я буду первым кто сварит ташкентский винт.
У меня будут свои ученики. За мной пойдут! Я адепт винта и я должен передать великое учение. Поэтому я не умер от передоза на Щелчке.
Это святая, божественная миссия, и ни кто, ни один человек или злой дух, меня не остановит.
Самое главное, чтобы вернулась способность срать. Этот запор уже начинает угнетать.
… Когда зона становится размером со спичечный коробок, и я понимаю, что моей карьере стукача и подпольного цеховика пришёл полный конец, президент Узбекистана подписывает указ об амнистии.
Меня переводят на колоное поселение.
Через двадцать один день после указа меня с остальными сорока двумя счастливцами переводят в пересыльную тюрьму.
Когда воронок выезжает из папских ворот, за которыми я прожил ещё одну из своих многочисленных жизней, сидящий рядом со мной узбек делает жест руками, будто умывает лицо и произносит: «Ааллоху Акбар».
* * *
Трое суток живу уже в Домодедове. Жду рейс тёти Марины. Благодатный Винт покинул моё тело и теперь я все время сплю.
Попытки срать давно оставил как тщетные.
Скорее бы в Ташкент. У меня в рюкзачке англо-русский словарь, Бхагават Гита и набор для варки винта…
На четвертые сутки отсыпания и отъедания у бабушки, мне наносят визит сотрудники уголовного розыска из Мирабадского РОВД. У них ко мне много вопросов.
А я так сильно хочу спать. Когда-нибудь в этой жизни я высплюсь, наконец?
Они ищут какие-то деньги. Глупцы. Ибо не ведают, что творят.
На коробочку с освящёнными Кришной магическими атрибутами они не обращают никакого внимания.
«Собирай шимоткя, Шурикь»- улыбаясь, басит один из них: «Турма паедишь теперь!»
Я сел в узкий шкапчик, который приделывают сзади к ментовским козликам и покатил на встречу Алишеру, Булке, Бибику и пятому прокуратору Иудеи, всаднику Понтию Пилату.
КОНЕЦ
