— На одну минуту, товарищ генерал. — Бесстрашно улыбаясь, она достала из сумочки бумагу, протянула Скубилину. — Мне только рапорт подписать. На отпуск!
Она приблизилась, шурша платьем. Картузов и Игумнов продолжали стоять.
— Я — Сконина, мастер спорта. Числюсь милиционером батальона…
По договоренности с «Динамо» управление содержало их чемпионку. Ей шли все льготы, положенные милиционерам, — бесплатный проезд на городском и пригородном транспорте, а раз в год — билет в любое место Союза в купированном вагоне, не считая всего прочего. Ей проставлялись дежурства и выходные в постовой ведомости, и даже записывали доставленных ею нарушителей порядка.
Сконина оформляла проезд до Сочи, в санаторий.
— В «Салют» или в «Искру»? — спросил Скубилин, подписывая отпускное.
— В «Искру».
— А как стреляется? Попадаете?
Не обошлось без обычных двусмысленностей.
— Стараюсь. Приходите смотреть.
— Теперь уж обязательно. А не подведете?
— Останетесь довольны.
Они еще посмеялись, после того как шуршание исчезло.
— Ну, вы даете, товарищ генерал! — фамильярно, словно между ними ничего и не произошло, захлебнулся смешком Картузов. — «А не подведете?» — «Останетесь довольны…»
Игумнов тоже скроил подобие улыбки, но его уже заколодило, и исходящий от него холод медленно-парализующе расползался к Скубилину.
— Как там у тебя свидетели — мэтр и официантка? — Скубилин обратился к Картузову. — Прокурор хочет допросить сам, чтобы дать санкцию. Мы найдем их?
— Ч-черт! — Картузов сделал вид, что расстроен очередным своим промахом. — Кажется, обе не в Москве! Сейчас позвоню!
— Не надо, Картузов. Ты, видно, не в курсе…
Игумнову приходилось слышать про игру кошки с пойманной мышью. Однажды сам наблюдал. Огромная против своей крохотной жертвы хищница выпустила полузадушенную мышь и лапой послала вперед.
— …То-то мне говорят: «Картузов большим барином стал». — Стоило мыши воспользоваться свободой, кошка вновь настигла. — Что у тебя за случай с французской косметикой?
— Первый раз слышу! — Картузов был снова сама невинность. — Разберусь! Если виновны — головы сниму!
— Я уже дал команду разобраться! Сиди!
Кошка хотела наиграться вволю.
— …Смотри! Так пойдет, тут не только про папаху… На своем стуле не усидишь! Лучше сам уходи. Вот на Рижском сейчас заместитель требуется. Как смотришь?
— Товарищ генерал! За что?
— А хочешь ближе? Ко мне на глаза, в управление? Заместителем начальника штаба?
— Василий Логвинович!
— Шучу! Знаешь загадку? — Игумнова Скубилин намеренно игнорировал, словно его и не было. — К ленинградскому поезду прицепили два вагона. В одном дураки едут, в другом мудаки. И вот после Бологого дураки запели: «Лучше нету того цвету…» Слыхал?
Картузов соображал мгновенно: «Если слыхал, значит, с дураками…»
— Не слыхал, Василий Логвинович!
— Значит, ты в другом вагоне ехал!.. Не в том, где дураки…
Картузов зашелся от смеха.
— Сегодня же кого-нибудь прикуплю… Как? «Лучше нету того цвету»?..
Скубилин тут же выпустил когти:
— Остановись, Картузов! Я чего вас позвал первыми? Сейчас члены коллегии соберутся. Я хочу сначала между нами решить, в узком кругу. По-семейному. Инспекция по личному составу эти дни работала, пока ты пьянствовал со своими новыми дружками. Хоронил Скубилина…
— Василий Логвинович! Зачем обижаете?.. — Картузов достал носовой платок, провел по сухим глазам. Это был спектакль. — Хотел как лучше! Чтобы в курсе быть! Сколько лет вы меня знаете! Вы же крестный у Маринки!
Скубилин поднялся.
— Значит, не хочешь на Рижский?
— Василий Логвинович! Хотите, сейчас на колени встану?
— Это он тебя подвел. — Скубилин показал головой на Игумнова. — Всякую шушеру жалел, оставлял адреса потерпевших. Этот мудак…
Он хотел продолжить, но Игумнова уже качнуло к двери.
— Вы сами мудак, товарищ генерал.
Он знал: рано или поздно это должно было случиться. В приемной, кроме секретаря, находился еще Исчурков, он пытливо заглянул Игумнову в глаза.
— Как?
— Нормально. — Игумнов не остановился, Исчурков сказал в спину:
— После обеда позвони, разговор не закончен.
— Постараюсь.
— Да уж, пожалуйста, Игумнов. — Он явно издевался.
Игумнов спустился по лестнице. Лимитчики-шоферы внизу спорили по поводу прописки. Одни говорили, «постоянную прописку дают через три года», другие — «через пять».
«Оба случая произошли, когда дежурил Лосев. И администратор Госконцерта, и французская косметика… Но о нем Исчурков не сказал ни слова».
Лосева он нашел в дежурке. Тот стоял у пульта связи. В помещении было еще несколько человек. В том числе Цуканов. Телефонные аппараты молчали.
Видно, было что-то в лице Игумнова, потому что Егерь вдруг занервничал.
— Чего-нибудь случилось?
Другие тоже как-то странно взглянули в его сторону.
— Меня вызывал Исчурков. — Он подождал, пока закроют дверь. — Насчет администратора и французской косметики. Каждый знает, что нас заставляет одни кражи регистрировать, другие — нет. Не от хорошей жизни… Так, Лосев? Мы привыкли тут доверять друг другу…
В комнате все замерли.
Как всегда в такие секунды, у Игумнова задергалась нога и что-то поплыло в глазу — маленькое серое облако, закрывшее нижнюю половину дежурки.
— А я-то при чем?
— Хочу тебя предупредить…
— Что ты имеешь в виду? — Егерь покраснел.
— Я не хочу ничего объяснять. Я хочу слышать: понял ты?
— Иди ты знаешь куда?
Все навострили уши.
— Куда, скажи… — Серое пятно все больше застило глазное поле. Он знал, что сейчас размажет Егеря по стене, чего бы это ему ни стоило.
— Брось ты, Игумнов! Посмотри на себя!
— Ты понял меня?
Тишины такой давно не было.
— Понял. — Егерь переменился в лице. — Не будем об этом. Но и ты не все знаешь. — Он показал на Цуканова. — Твой новый зам записывает фамилии и адреса потерпевших, которых сбрасывают младшие инспектора!
Цуканов стоял толстый и красный:
— Картузов меня взял, чтобы поймать на укрытых… У них уговор с начальником окружного отдела! А у меня еще два года до выслуги… Должен же и я о себе позаботиться…
