– Да оставь ты! Иди ложись спать. Утром встанем и все сделаем.
– Я сделаю. Потому что это – моя работа. Если снова начнешь все делать сам, тебе придется меня уволить.
– Не имею ни малейшего желания, – поднял руки Саша.
– Тогда позволь мне делать то, что должна.
– А ты знаешь, что сейчас сказал Артем? – Еремин схватил из блюда яблоко и подбросил его к потолку, будто бы стараясь при помощи этого нехитрого фокуса скрыть смущения. – Он сказал, что у меня очаровательная жена и дочка тоже прелесть.
– Но у тебя же не… Постой, это он нас принял за твою семью? – На глазах у Леси выступили слезы. – Надо было сразу представить меня, как домработницу.
– Но мы просто промолчали, и человек сам сделал выводы. Ты… ты когда-нибудь думала о том, чтобы начать все заново?
– Я совершила ошибку. Обманула мужа и в итоге потеряла его.
– Да этот подлец первый тебя предал!
– Это на его совести. Но я, в свою очередь, не должна была врать про ребенка. Это только моя ответственность. И я обязана научиться самостоятельно преодолевать трудности, а не выезжать на чужом горбу. Ты знаешь, я уже поняла на своем опыте, что если принц и женится на золушке, то это очень ненадолго. Нужно для начала самой стать кем-то. Я решила, что в этом году буду поступать в медицинский. Людмила Ивановна помогает мне готовиться. А если провалюсь в этом году, через год попытаюсь снова. И, в конце концов, поступлю, вот увидишь!
– Я даже не сомневаюсь, – сказал Сашка, тронутый ее решимостью. И вдруг почувствовал, как внутри него поднимается теплая волна. Ничего подобного с ним не происходило уже очень давно.
Повинуясь минутному порыву, Еремин наклонился и поцеловал Лесю. Она ответила на поцелуй.
* * *
Алису внесли в смотровую на носилках. Врач и медсестры знали ее в лицо. Ведь она целых две недели лежала в этой самой больнице на сохранении.
– Операционная готова. Сейчас вам сделают кесарево сечение.
– Как кесарево? У меня всего двадцать третья неделя. Они же могут не выжить!
– На этом сроки неонатологи обязаны постараться спасти ваших детей. Они ждут в реанимации, и поверьте, сделают все возможное.
Врач промолчал о том, что шансы у девочек, рожденных на таком сроке, очень маленькие. Но медлить нельзя – иначе они потеряют мать. И он помнил, что у этой женщины дома трое мальчишек.
Анестезиолог стоял над ней с готовым шприцом для наркоза.
– Я вас умоляю, не делайте этого, сделайте УЗИ, у меня такое уже было…
Врач покачал головой:
– Огромная кровопотеря. Мы тебя-то не спасем, не говоря уже о детях.
– Я умоляю вас!!! – рыдала Алиса, лежа перед ним в луже крови, – умоляю… ради ваших детей, ради всего, что есть у вас святого. Не делайте этого! Я напишу расписку, что если со мной что-нибудь случится, врачи не виноваты!
– Подумайте о том, что ваши сыновья лишатся мамы.
– А дочки – жизни. Ради всего святого…
Врач дрогнул, и через пару минут ей уже делали УЗИ. И тут боль вернулась с новой силой, и кровь вновь хлынула бурным потоком.
– В операционную!!! Срочно!!! – заорал молодой доктор.
Его лицо перекосилось от ужаса, и, похоже, он уже сам был не рад, что пошел на поводу у пациентки и потерял так много драгоценного времени.
* * *
Саша попытался прижать Лесю к себе, не переставая целовать.
– Я прошу тебя… Не надо этого делать…
– Но почему? Мы оба одиноки, оба многое пережили, мы знаем цену отношениям. И мы друзья. Почему бы не пойти дальше?
– Потому что это не приведет ни к чему хорошему. Ты сам подумай – кто ты и кто – я.
– Я – человек и ты – человек, – Саша улыбнулся той самой обезоруживающей улыбкой, которой просто невозможно было противостоять.
– Это сейчас тебе все равно, что я сиделка твоей матери. Но пройдет несколько месяцев, страсть угаснет, и ты начнешь замечать, какие мы разные. Я знаю. Так было с Димой.
– Может быть, я просто тебе не нравлюсь? – спросил Саша.
Леся покачала головой.
– Что ты. Ты даже слишком хорош для меня. И… обо мне никто и никогда так не заботился. Но я не многу сейчас ничего начинать. Сначала я должна сама чего-то добиться в жизни.
– А разве нельзя делать это параллельно?
Леся улыбнулась.
– Я обдумаю эту возможность.
Еремин молча кивнул и вышел из кухни.
* * *
Алиса потом узнала, что у двух ее дочек просто не было шансов. В Новый год никто в больнице не ждал тройни, и на месте оказался только один неонатолог, который сразу занялся самым крепким ребенком. Две другие девочки были обречены. Они прожили всего несколько минут.
Единственная оставшаяся в живых дочка лежала сейчас в кювезе, вся в трубках и тоже отчаянно боролась за жизнь. Раз в день Алисе разрешали подержать ее за руку. Ручка эта была вдвое меньше, чем у всех ее мальчишек, когда они были новорожденными.
Сама Алиса теперь уже точно никогда не сможет родить – произошел разрыв матки, и врачи едва спасли ей жизнь.
И она жила как сомнамбула, каждый день вставая с постели по инерции, сцеживала молоко, которым потом с помощью трубок, кормили ее маленькую девочку. Алиса назвала дочь Евой. И каждый день молилась за нее.
* * *
Ксюша лежала пластом в клинике и боялась даже пошевелить рукой, хотя это, вроде бы, не возбранялось. Только что ей перенесли два эмбриона-пятидневки. Новая жизнь уже зародилась, она была уже внутри, и теперь Ксюша мысленно разговаривала со своими детками, уговаривала их остаться с мамой. Обещала, что с ней им будет хорошо и весело жить.
Камилла Булатовна посадила ей на постель двух пластмассовых пупсов – мальчика и девочку. Такая уж тут примета: если посадить кукол на постель, беременность обязательно наступит.
Потом она две недели лежала дома. Серж не стал нанимать ни сиделку, ни домработницу. Он передоверил все дела заму и самоотверженно ухаживал за женой.
И хотя через неделю можно было уже вставать с постели, Протвинские решили этого не делать в надежде, что строгий постельный режим повысит шансы на успех.
– Вот в больнице на сохранении все ведь лежат, – рассуждал Серж.
– Как врач могу тебя уверить, что в этом положении самое лучшее кровоснабжение.
– Вот и не вставай! – велел муж.
Но, несмотря на все усилия, анализ крови на беременность оказался отрицательным.
Ксюше было так плохо, что она не могла даже плакать.
– Мы попытаемся еще…
– У нас есть красное вино? – перебила его жена.
