Телекамеры, установленные прямо перед трибуной, имели возможность заснять всю акцию. По советскому телевидению тоже был показан небольшой отрывок. Зал был растерян: кто-то запел пацифистскую песню «Мы преодолеем», кто-то кричал: «ЦРУ — убирайся домой!», некоторые делегаты из ГДР ударились в слезы…
Когда спокойствие было восстановлено, выяснилось, что досматривать окончание конгресса журналистам было малоинтересно, а телеоператоры побежали передавать репортаж о случившемся по своему телевидению.
Конгресс закончился раньше установленного времени — и без резолюции… «Его участники и не ставили перед собой такой цели». Так утверждала «Комсомольская правда». На самом деле хозяева конгресса поняли, что вести антизападную пропаганду спокойнее в Восточной Европе.
Захват трибуны спланировал Юрка Миллер. По образцу Ледового побоища. Так что оригинальный план принадлежал Александру Невскому. В центр ударила группа из четырех человек: парень из датской морской пехоты, Иван Фризен, мой брат и я. Нас быстро скрутили дюжие охранники из датских коммунистов. Но они бросили на это все силы охраны! В этот момент с двух флангов трибуну захватили две основные группы. Охрана растерялась, отпустила нас и бросилась в свалку. Тринадцать минут мы удерживали трибуну, пока нас не разбили на три группы и не вытеснили вон.
У входа в Белла-центр нас ждали датские полицейские. Они, улыбаясь, подошли к нам и спросили: зачем мы все это устроили? Выслушав наше несложное объяснение, они заулыбались еще шире: «Правильно! Мы их сами терпеть не можем».
В доме, где собирался штаб, была замечательная машина но изготовлению нагрудных значков. Рисуешь на бумажном кружке что хочешь, закладываешь его в машину, нажимаешь на рычаг, и оттуда вылезает значок с пластиковым покрытием. Я изготовил несколько штук, которые могли пригодиться при демонстрации. Конечно, не без хулиганства. На значке было по-русски написано: «КГБ — х… тебе!» А рядышком — английский перевод: «Fuck you, KGB»! Во время демонстрации на значки никто внимания не обращал, и я привез их назад во Франкфурт. Один подарил Эдику Гинзбургу, который часто передавал литературу советским туристам. Он мне потом рассказал, что этот значок у него выпросил… гебист-коллекционер! Он гордился, что такого значка нет ни в одной коллекции в Москве.
* * *
В 1985 году генеральным секретарем ЦК КПСС стал Михаил Сергеевич Горбачев. Перестройка. Гласность. Ускорение.
Как мы должны были воспринимать все это? Как перерождение советской власти? Как хитрый маневр тоталитарного режима, который в очередной раз пытается обмануть мировое общественное мнение? Как вынужденное отступление из-за продолжающегося экономического развала системы социализма?
Еще генерал Врангель говорил, что большевистский режим может только гнить, но переродиться он не в состоянии. «Либералом» в свое время пытались представить главу КГБ Андропова, но, кроме закручивания гаек и облав на прогульщиков, он ничего сделать не смог.
Антиалкогольный указ привел к вырубанию виноградников и росту самогоноварения.
«Ускорение» не привело ни к чему, если не считать ускорения развала экономики.
«Закон об индивидуальной трудовой деятельности» даже близко не напоминал нэп.
Однажды от Ивана Фризена я услышал забавную оговорку, из которой получился каламбур.
— Закон об индивидуальной трудовой деятельности — это что? Мелкая частная собственность? Нет, это горбачевская собственная частная мелочность.
Во время всех разговоров о реформах Горбачев неоднократно заявлял, что частной собственности он «не приемлет».
Именно эта «мелочь» и была для него причиной краха всего.
Советский Союз мог развалиться еще в семидесятых, если бы не высокие цены на нефть, которые помогали номенклатуре худо-бедно кормить страну. Падение цен на этот главный товар советского экспорта не случайно совпало по времени с более судьбоносными событиями.
Когда один из тех немногих, кто симпатизировал перестройке, сказал, что явление Горбачева есть «превращение Савла в Павла» и что генсеку-реформатору нужно дать кредит доверия, Евгений Романович криво усмехнулся и ответил:
— Ну, если у вас есть лишние средства, можете давать кредиты кому захотите. У меня таких денег нет.
Другим симпатизантом Горбачеву неожиданно оказался один из старейших членов НТС — Владимир Дмитриевич Поремский. Он написал в «Посеве» статью «Привет чешским реформаторам». Потом объяснял:
— Если кто-то утверждает, что на березе могут вырасти апельсины, не нужно его разубеждать! Главное, чтобы он не мешал расти самой березе…
* * *
Как-то раз русский историк из Парижа (из первой эмиграции) читал доклад об истории НТС.
— Первоначально НТС был молодежной организацией, старики дразнили его «Союз в коротких штанишках». Но настало время снимать эти штанишки и показывать всей эмиграции свое истинное лицо!
Зал покатился со смеху. Но историк не сразу понял, по какому поводу смех. Такие курьезы случались с потомками первых двух эмиграций достаточно часто. В другой раз я присутствовал на слете руководителей организации ОРЮР (Организация русских юных разведчиков). Один из моих друзей читал доклад по истории скаутского движения. Начал он свой доклад так:
— Скаутизм зародился в конце XIX века в Южной Африке, где полковник Баден-Пауэлл, за неимением никого другого, использовал маленьких мальчиков…
В зале раздался ехидный смешок. Тогда докладчик удивился:
— Ну никого другого ведь не было!
Тут смешок перерос в хохот. Он всего лишь хотел сказать «использовал в разведывательных целях».
В 1987 году во Франкфурте я читал доклад о реформах Горбачева. В конце доклада один из слушателей, родившийся в Германии, поднял руку и задал вопрос:
— Горбачеву трудно проводить реформы, ведь ему даже в Политбюро… как это по-русски… палки между ног кидают!
— Ты хотел сказать «палки в колеса вставляют»?
— Ну какая разница…
* * *
Владимир Дмитриевич Поремский. Худой чудаковатый старик. Великолепный оратор. Удивительно острый ум: перед войной он успел написать несколько работ по химии. В конце жизни увлекся синергетикой — новой смежной наукой, которой прочил большое будущее в России.
Владимир Дмитриевич еще помнил Гражданскую. Он рассказывал, как в «белом» Крыму они с мальчишками играли в диверсию против ЧК — готовили взрыв Лубянки. В эвакуацию его семья ушла вместе с армией Врангеля.
В 1930 году он стал одним из основателей НТС. Жил в Париже.
В конце тридцатых он доказывал руководству РОВСа, что генерал Скоблин — предатель, но оно не хотело верить, что боевой офицер Корниловского полка работает на ГНУ. Генералам Миллеру и Кутепову это неверие стоило жизни.
Во время зимней войны СССР с Финляндией он был одним из тех, кто вел переговоры с представителями французского Генштаба в Лионе. Тогда существовал план участия НТС в формировании боевых частей из красноармейцев, перешедших на сторону финнов. Таких было немало. Поремский показывал мне документы на французском языке, которые потом были переданы на хранение в архив НТС.
