— Очень нужны деньги. Привезти ее прямо сегодня?
— Конечно.
Вешаю трубку и ощущаю дрожь. Как все просто. Будто только что продала часть своей души. По правде говоря, продала бы все, лишь бы найти Эмму; нет такой сделки, которую я не заключила бы. Много лет назад, когда отец ушел из семьи, чтобы жениться на молодой женщине, с которой познакомился во время деловой поездки в Германию, я спросила, как у него достало сил просто взять и бросить маму. «В каждом из нас затаился маленький Фауст, — сказал он. — И мы все готовы продать душу за блага земные. Вопрос лишь в том, сумеем ли в итоге победить дьявола». Тогда я подумала, что отец не более чем оправдывается, но теперь понимаю — он оказался прав.
Перед тем как отвезти фотографию Джанет, необходимо кое-что сделать. Иду наверх и беру «лейку», потом убавляю свет в коридоре и вешаю снимок прямо. Очень забавно стоять в собственной квартире, уподобившись дураку туристу, и фотографировать фотографию. Но если я все сделаю правильно, добившись нужного соотношения света и тени, смогу отчасти передать дух оригинала. Конечно, это не то же самое и я никогда не приму свою поделку за подлинник, но по крайней мере так приятно будет иметь хотя бы копию…
Глава 61
День двести тридцать первый. Половина третьего ночи, Валенсия-стрит. Всюду мрак, если не считать голубых отблесков телевизоров в окнах нескольких квартир и красного света светофора. У меня осталось еще около ста листовок. Вчера вечером я решила предпринять последнюю попытку перед отъездом в Коста-Рику и пустилась в марафон по Сан-Франциско. Перемещалась по городу пешком и на автобусе, дабы избежать проблем с парковкой. За минувшие шестнадцать часов побывала буквально везде, включая самые опасные районы Хантерс-Пойнт и Саннидейл. Ноги отказываются служить, глаза болят, пальцы липкие от скотча. Если доберусь до дома к семи утра, останется время собрать вещи, вручить Нелл чековую книжку, список инструкций и успеть на регистрацию пассажиров. Рейс — в два часа.
Приклеиваю листовку на витрину мексиканского кафе «Ла Рондалла». Мы часто бывали здесь, и уличные музыканты, облюбовавшие этот угол, знали Эмму по имени. Ей нравились буррито с жидкой начинкой, яркие гирлянды из гофрированной бумаги, громкая музыка и полная официантка, всегда приносившая чипсы «с верхом».
Пересекаю улицу и направляюсь к букинистическому магазину, где Эмма любила сидеть и листать книжки, в то время как у нее на коленях нежилась полосатая кошка. Сейчас кошка смотрит на меня через стекло и лениво моргает.
— Тебе тоже не спится? — постукиваю по стеклу. Кошка зевает, сворачивается клубочком и закрывает глаза. Перехожу к следующей витрине. Сумка хлопает по бедру. Глубокая ночь — самое лучшее время для расклеивания объявлений. Можно работать гораздо быстрее — нет транспорта, не мешают пешеходы и детские коляски. Двумя кварталами дальше мимо проносится такси, внезапно останавливается и делает крутой разворот, совсем как в кино. Ускоряю шаг и с запозданием осознаю собственную опрометчивость. Всем известно, что в половине третьего ночи женщине нечего делать в этих местах одной. Такси останавливается совсем рядом, и я, не замедляя шага, спешу в сторону, по направлению к жилым домам.
Окликает знакомый голос.
— Знаешь, мне уже надоели эти полуночные встречи.
Салон машины освещен. Там сидит Ник Элиот и скалится как мальчишка.
— Напугал до чертиков!
— Забирайся. Подвезу.
— Вот только расклею последнюю сотню объявлений…
— Брось. Ты скоро свалишься. Поедем ко мне, приготовлю что-нибудь поесть.
— Я завтра уезжаю — то есть уже сегодня. Хотела закончить все дела.
— Знаешь что? — говорит Ник, распахивая дверцу. — Оставь мне свои листовки. Займусь этим завтра же. А тебя сначала накормлю, а потом отвезу домой.
— Ты уверен?
— Абсолютно.
У некоторых людей есть дар успокаивать собеседника одним своим присутствием, и Ник — из их числа. Совпадение настолько странное, что на секунду и впрямь хочется поверить в существование некой космической силы, взирающей на нас сверху вниз и дергающей за веревочки. Будь я суеверной, приняла бы это за хороший знак перед отъездом в Коста-Рику.
Забираюсь в теплый салон. На полу, в ногах у Ника, стоит его портфель, а на сиденье между нами — пакет.
— Припозднился ты. Я думала, все уже спят, кроме меня.
— Возвращаюсь домой из аэропорта.
— Откуда на этот раз?
— Из Любляны. Не доводилось там бывать?
— Нет.
— Обязательно побывай. Великолепная архитектура, замечательные музеи. Похоже на Прагу двадцать лет назад, до того как туда нахлынули туристы. — Элиот кладет руку мне на колено. — Ты в порядке?
— Да. Спасибо за заботу.
От его руки исходит приятное тепло, и я понимаю, что моя радость при виде Ника несколько превосходит чувства, которые обычно испытывают при встрече со случайным знакомым. Джейк всегда умел выводить меня из растерянности одним лишь прикосновением, но это как будто было много лет назад. Мимо мелькают дома, в ночном городе тихо, как в церкви. Провода троллейбуса поблескивают при лунном свете; кажется, будто низко над улицей висит стальной балдахин. Ник смотрит прямо перед собой и горбится.
— Я действительно рада тебя видеть.
Ник улыбается:
— Взаимно.
Останавливаемся перед обшарпанным зданием на углу Гаррисон и Двадцать первой улицы. На первом этаже — кубинское кафе с неоновой вывеской. Напротив — бар для лесбиянок. Ник расплачивается и благодарит шофера. Поднявшись по ступенькам к двери, набирает код, дверь открывается, и я вижу узкую лестницу, покрытую ковром и тускло освещенную. Пахнет застоявшимся табачным дымом и едой из кафе.
— Знаю, что сейчас думаешь, — говорит Ник. — Но поверь, внутри все куда красивее.
— А я думала, ты живешь где-нибудь на Рашн-Хилл.
— Купил здесь квартиру, как только переехал в Сан-Франциско, уж очень понравилась цена. И кроме того, я полгода в разъездах, так что мне, в общем, некогда сидеть и любоваться на свое жилье.
На площадке третьего этажа Ник снова набирает код и впускает меня в квартиру. Его жилище очаровательно, одновременно и стильно и шикарно. Мебель и аксессуары Ник явно приобрел не в «ИКЕА» и не на распродажах.
— Какой высоты здесь потолки?
— Четырнадцать футов.
— На тот случай, если придут ужинать баскетболисты?
— Вот именно.
Все буквально сверкает алюминием и хромом, мебели мало, и она состоит из прямых углов и четких линий: кожаный диван вдоль одной из стен, три стула нежного оттенка металлик, кофейный столик шириной с мою кровать. В столовой на полу лежит бежевый ковер; из обстановки нет ничего, кроме огромного овального стола со стальными ножками и отполированной до блеска серой столешницей. Спальня отделена сетчатой занавеской. Одна стена полностью занята встроенными книжными полками. Здесь, должно быть, не меньше двух тысяч томов.
