Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
Результаты были неплохими, но мне хотелось усовершенствовать операцию. Я перерыл уйму литературы, проштудировал все об оперативном лечении переломов надколенника, что можно было достать в наших условиях, но успеха не было.
И вдруг меня осенило: «Эврика!» Я предложил оперировать двумя перекрещивающимися спицами Киршнера. Все было очень просто: сопоставив и зафиксировав костные отломки пулевыми щипцами, я проводил две спицы по диагонали воображаемого квадрата, сторонами которого являлись грани надколенника, строго перпендикулярно друг другу. Толщина кости позволяла провести их так, что они «не встречались» по «дороге».
Я отработал методику на деревянных моделях — получалось прекрасно. Рассказал заведующему, но тот принял мое новаторство без энтузиазма и сказал, что надо получить официальное разрешение, а это невозможно было сделать, пока мы не провели ни одной операции.
Его консерватизм сломить так и не удалось. Оставалось ждать.
Мне сказочно повезло: Ермаков отбыл в кратковременный отпуск, и я прооперировал своим методом аж три перелома надколенника подряд. Мне чертовски фартило! Все три операции прошли успешно, больные остались довольны, а уж как был рад я!
Узнав о моих художествах, заведующий разъярился:
— Дима, кто тебе позволил тренироваться на живых людях? Ты с ума сошел?
— Но, Леонтий Михайлович, посмотрите на снимки до и после операции! Идеальное стояние! Неплохой результат! Больные придут на прием, я их вам продемонстрирую!
— Нет! Нет и нет! Никаких экспериментов!
— Но ведь у меня получилось!
— Дима, мы не научно-исследовательский институт, а заурядная больница! У тебя даже нет сертификата по травматологии! Все! Я запрещаю эту операцию!
— Димон, ты не огорчайся, — успокоил меня тогда Иван. — Отправь описание операции и снимки в травматологический журнал в раздел «Случай из практики». Опубликуют — значит, можно потом оперировать.
— А может, в нашем институте сначала как рацпредложение оформить или патент на изобретение?
— Ну, патент долго оформлять, на это могут годы уйти, а рацпредложение проще оформить, но там тебе пяток соавторов обязательно довесят, и чей это тогда окажется метод? А?
— Уверен?
— Еще бы. Я в институте и в ординатуре наукой занимался, так что с этой кухней знаком не понаслышке. Пошли в центральный журнал статью, и все! У тебя наблюдений много?
— Пока три, а сколько надо?
— Ну, чем больше, тем лучше. Плохо, что такие переломы не каждый день попадаются, да и Ермаков запретил.
— Ну, я повременю, может статься вновь куда уедет!
В течение года мне удалось «подпольно» сделать еще три операции по своему методу — когда уезжал Ермаков. После я написал статью в «Травматологию и ортопедию России», и вместе с ней отправил все снимки, которые у меня были.
Месяца через три пришел ответ: дескать, мысль хорошая, но мало наблюдений, занимайтесь, держите нас в курсе и тренируйтесь на деревянных моделях, публиковать пока рано. Тут как назло закончились пациенты с переломами надколенника, да и заведующий перестал уезжать. Одним словом, от этих операций я временно отошел.
Примерно через два года Ермакову передали информационное письмо из одного головного НИИ травматологии и ортопедии.
— Дима, вот смотри! Не один ты такой умный! — заведующий протянул мне текст, напечатанный на хорошей бумаге с угловым штампом учреждения. — Читай! Вот теперь можно оперировать, это проверенные и научно обоснованные рекомендации!
Я быстро пробежал глазами письмо и почувствовал, как кровь приливает к голове: неизвестные люди подробно описывали мою операцию трехлетней давности, немного дополнив ее. Текст был подписан несколькими фамилиями, и моей среди них не было.
— Да это же плагиат! — выпалил я. — Это ж моя операция!
— Почему твоя? — улыбнулся Леонтий Михайлович. — Раз ты до такого додумался, то что, в целом мире больше никто не мог эту операцию изобрести?
— Может, и мог, но я не верю в совпадения!
— В какие совпадения?
— Леонтий Михайлович, я вам не говорил, но я отослал в журнал и описание операции, и все снимки. А после получил ответ, что тема хорошая, но требует доработки и наблюдений, тогда меня не опубликовали, а сейчас уже ряд авторов посылает рекомендации по больницам с предложенной мною операцией. Совпадение?.. Возможно, кто-то взял мою идею, развил ее, написал диссертацию — и доволен! А я тут… как лох.
— А почему ты мне ничего не сказал?
— Ну вы тогда так ругались!
— «Ругались», — скривился заведующий. — Ты думаешь, я не знал, что ты за моей спиной продолжаешь оперировать?
— Вы знали?
— Ну конечно! Я потом уже остыл, прикинул, что к чему, и понял, что твоя операция — неплохая идея.
— А почему вы тогда мне запретили?..
— Ну, во-первых, на самом деле нельзя работать без официального одобрения. А во-вторых, я уже запретил — что же мне, терять лицо? Надо было тебе все-таки оформить рацпредложение! Эх, не подсказал вовремя! Жалко!
— И что, сейчас нельзя ничего сделать?
— А что ты сделаешь? У них наверняка есть все разрешающие документы! Все они авторы. А у тебя даже ни одного снимка не осталось, ты все им выслал. Остается только работать.
— Беспредел!
— Беспредел, а ничего не попишешь. В следующий раз, если чего изобретешь, обязательно оформи авторство!
Несколько месяцев после этого я не мог даже смотреть на «Травматологию…». А потом притерпелся — все-таки это был наиболее доступный и относительно недорогой журнал, в котором появлялись все последние достижения в травматологии и ортопедии. Сертификата по травматологии у меня не было, а больных — хоть отбавляй. Пришлось наступить на собственные амбиции.
В дальнейшем я придумал около десятка различных методик и усовершенствовал ряд операций. Учтя печальный опыт с надколенником, я оформил их как рацпредложения в местном мединституте. Как и предсказывал Иван, мне добавили с пяток соавторов и вдобавок мою фамилию в «Свидетельстве о рацпредложении» напечатали последней.
Ребра срастались тяжело, ноющая боль не давала спать, любая смена положения тела давалась с трудом. Днем я еще как-то отвлекался, читая и записывая, а ночью готов был лезть на стенку.
Новое тысячелетие я встретил дома, в кругу семьи. Конечно, эти праздники оказались самым горячим временем для хирургов. Люди словно с цепи сорвались: пили как в последний раз, дрались как бессмертные — и отправлялись в больницы, как и положено. Леонтий Михайлович и Саныч первые трое суток нового века почти не выходили из операционной. Я не выдержал и пришел в отделение, желая помочь, но Ермаков похлопал меня по груди, покивал, глядя, как я морщусь от боли, и отправил восвояси:
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
