Книга Дневник мотылька - Рейчел Кляйн

Сегодня мы с Люси повздорили не на шутку, и вот я наконец свободна. Свободна от грез о совершенной дружбе. Я никогда не хотела, чтобы они стали явью. Пусть бы так и оставались грезами, да так бы и рассеялись, подобно снам. Однажды я бы просто проснулась и поняла, что больше не мечтаю о девочке из голубой комнаты. У меня была бы другая мечта.

В тихий час я пришла к ней. Она лежала в постели, полуприкрыв глаза. У нее не было сил ни открыть, ни закрыть их. Я присела на краешек кровати и убрала ей челку со лба — волосы были гладкие, как металл. На влажную от пота кожу налипли отдельные волоски. Она попыталась улыбнуться.

— Люси, я знаю, что ты снова заболеваешь. Я боюсь за тебя. Мне придется позвонить твоей маме.

— Я совершенно здорова. Я знаю, что это не болезнь. Это что-то другое. Это лишь видимость болезни, но я не больна.

— Может быть, ты хочешь уехать? Подальше отсюда? Пусть твоя мама приедет за тобой, а?

— Нет. Ничего страшного. Не звони ей. А то она тут же примчится. Встанет среди ночи.

— Я не понимаю.

— Это потому, что тебе хочется верить в то, что я все еще прежняя Люси. Это печально. Ты дружила с прежней Люси, но не со мой. Тебе нет дела до новой, настоящей Люси. Ты даже знать ее не хочешь.

— Это все Эрнесса виновата! — закричала я. — Это она настроила тебя против меня! И поэтому ты так говоришь.

— Она никогда не упоминала о тебе. Я просто изменилась — вот и все. Почему ты всегда и во всем обвиняешь ее?

— Потому что во всем виновата она одна. Если бы она не появилась здесь, у нас с тобой был бы замечательный выпускной год. Она испортила все для меня. Я так ненавижу ее, что убила бы, если бы только могла!

— Меня тошнит от твоих слов, — сказала Люси, приподнявшись неожиданно резко.

Я схватила ее за руку, вытащила из постели и поволокла в ванную. Она была легкой как пушинка, но мне стоило огромных усилий дотащить ее. Мы стояли рядом, едва помещаясь в узеньком зеркале на двери ванной. Она тяжко навалилась на меня.

— Посмотри на себя! — крикнула я. — И скажи мне теперь, что у тебя не больной вид. Ты еле стоишь на ногах!

— На себя посмотри, — прошептала Люси.

Одинаковые белые блузки, длинные голубые юбки, одинаково бледная кожа и воспаленные глаза — мы обе напоминали привидения, мы существовали только отчасти. Вся прелесть Люси исчезла, но не это меня в ней интересовало. Лицо мое было мокрым от слез. Я сама не заметила, как заплакала.

— Оставь меня одну, пожалуйста, — попросила Люси. — Мне осточертело твое постоянное присутствие, твое желание меня присвоить. Ты меня достала. Ты меня замучила. Как зубная боль.

— Ты никогда ничего не говорила.

— Осталось полтора месяца учебы. Нам надо бы обойтись без переезда в другие комнаты.

Я вышла и закрыла за собой дверь ванной. Никогда я больше с ней не заговорю. Никогда в жизни. Я даже не понимаю, что произошло. Она всегда была так приветлива со мной, все время хлопала на меня глазками и улыбалась своей дурацкой улыбкой.

Я превозмогла себя и спустилась к ужину. Не хочу, чтобы она видела, какую боль причинила мне. Как сильно заставила страдать.

За ужином она оживилась. Моя боль придала ей сил. Отчаяние охватило меня. Я не буду звонить ее маме. Я устраняюсь. Весь ужин я просидела, уткнувшись в тарелку. Мне не хотелось видеть, как Люси за соседним столом болтает и смеется как ни в чем не бывало. Она чувствует облегчение, избавившись от меня. Я была лишь подружкой, которую она взяла под крыло, как подбитую птичку, из жалости, но в конце концов эта птичка стала слишком большой обузой. После нескольких глотков кофе я убежала к себе в комнату и села за стол. Дневник лежал передо мной, но я не могла писать. Я сидела и слушала, как девчонки возвращались после ужина в свои комнаты. Из коридора доносились их счастливые голоса. Кто-то смеялся. Все отвернулись от меня. Люси только высказала мне то, что думали все вокруг.

Три года я провела здесь, и вот сейчас у меня было такое же чувство, как и в первую неделю в этой школе, когда после еды я закрывалась в своей комнате и вслушивалась в голоса девочек за дверью. Все двери были настежь, и только моя — плотно прикрыта.

Они обитали в мире, куда мне хода нет. Как бы я вообще смогла научиться походить на них? Я бы так и сидела, запертая в четырех стенах своей комнаты, день за днем, читая книги, прислушиваясь к голосам, которые то приближались, то удалялись, и мечтала бы только о папе. У нее был ключ, и она отперла мою клетку. Потому-то я и любила ее так сильно.

Я заплакала, увидев наши отражения в зеркале, потому что обе мы страшно изменились.

Я уже не та, кем была когда-то, и никто вокруг мне больше не знаком.