— Ясно.
— Но он мальчик грамотный и хорошо образованный.
Это хождение по мукам начало меня утомлять.
— Вы бы ему доверили собственные проблемы? — откровенно спросила я.
— Не доверил бы, — так же откровенно выразился сосед.
— Спасибо.
— Не за что.
Несколько минут мы сосредоточенно жевали, наслаждаясь приглушенными звуками праздника.
— Понимаете, Виталик — человек старой закалки, — начал уточнять сосед. Очевидно, его мучило то, что он не смог объяснить мне суть проблемы.
— Это я поняла. А сын, что же, человек демократической формации?
— Он, как бы это сказать…
Владимир Иванович уставился в соседнюю стену и неопределенно пошевелил пальцами, подыскивая подходящее определение.
— Он еще не сформировался как предприниматель. Виталик основал частную юридическую контору очень давно: на заре девяностых. И клиентуру подобрал солидную. Ему доверяли соотечественники, с ним охотно вели дела западные партнеры…
— Это как? — не поняла я.
— Ну, дела о розыске родственников, дела о наследстве, совместные предприятия и тому подобное. Когда Виталик удалился от дел и передал клиентуру сыну, то фирма была в шоколаде.
— А сейчас? — полюбопытствовала я, уловив некоторую заминку.
— Как бы это сказать… Несколько клиентов предпочли другого юриста. Нет, может быть, дело вовсе не в Сереже! — торопливо поправился сосед. — Возможно, они просто предпочли человека с большим опытом работы. Но тем не менее, удержать их Сергей не смог.
Он поднял вверх сухой палец и бесстрастно уточнил:
— А должен был! Как предприниматель, должен был!
И, сочтя свой долг выполненным, углубился в рыбу-гриль под шубой.
Застолье продолжалось недолго. Родион, сидевший слева, в основном помалкивал. И, как я понимала, в основном из-за меня.
Дело в том, что за мою скромную персону вплотную взялась Эльвира Давыдовна.
— Илона, вы москвичка? — спросила она через весь стол.
Ну, конечно! Сакраментальный вопрос любой московской мамочки, которая спит и видит в кошмарах наглую провинциалку, охомутавшую ее бескорыстного мальчика.
— Москвичка, — ответила я так же громко.
В холеных чертах лица хозяйки явственно проглянуло разочарование.
Вообще-то, у меня было сильное желание назвать своей исторической родиной что-нибудь вроде Соловков, но потом я подумала, что праздник кончится, а Родион останется. Несправедливо, если ему придется отдуваться за мое минутное гарцевание.
— Вы живете с мамой? — спросила Эльвира Давыдовна опять-таки через стол.
— Я живу одна.
— У вас собственная жилплощадь?
Как вам нравится эта аристократка хренова?
— Собственная, — подтвердила я любезно.
— Понятно, — окончательно скисла хозяйка. Впрочем, через минуту снова встрепенулась и продолжила допрос:
— А кто вы по специальности?
— Илона по специальности историк, — неожиданно подал голос Редька, до этого мрачно изучавший безукоризненную скатерть. — Тетя Эля, вы не против, если мы поедим? Все очень вкусно.
Эля?! Как, эта мымра тоже Эля?!
Я подавилась маслиной без косточки.
На этом этапе выяснение моей личности закончилось, но меня ждало испытание потрудней.
Редька упомянул, что в качестве основного богатства семейства Эльвиры Давыдовны котируется ее внучка. Дитё лет пяти-шести заскочило в столовую в то время, когда в нормальных семьях детей уже кладут спать, и громко завопило:
— Ба-а-а! Пирожное невкушное!
— Ты моя сахарная, — ответила Эльвира Давыдовна, превращаясь в кусок пластилина на солнце. — Ты моя драгоценная! Иди сюда, возьми, что тебе нравится!
Дитё прошествовало через всю комнату. Излишне говорить, что каждый гость счел своим долгом одернуть на малышке платьице и посюсюкать вслед. Дитё не обратило на эти заигрывания никакого внимания. Мы с Редькой обменялись взглядами.
«Я тебя предупреждал!» — говорили его глаза.
Но я и так догадалась, что из себя представляет третье, подрастающее поколение семьи.
Есть такие ненормальные взрослые, которые просто не понимают, что если они тащатся от своих раскормленных избалованных детишек, то не факт, что от них так же будут тащиться окружающие.
Сколько раз мне приходилось, стиснув зубы, присутствовать на импровизированных утренниках, когда папы-мамы-дедушки-бабушки выводили к гостям своего принаряженного отпрыска и, в волнении хрустя пальцами, слушали, как ребенок читает стишки Агнии Барто.
Что называется, с выражением.
Собственно, к выражениям в конце этого утренника обычно бывала близка я. Но сдерживала свой темперамент и цедила что-то пристойно-приветливое.
Но на этот раз действительность превзошла все мои ожидания.
Дитё наконец пробилось к бабушке, сиявшей бриллиантами, и сердито зашептало ей что-то на ухо.
— Ты моя любимая! — умилилась Эльвира Давыдовна. И объявила собравшимся:
— Машенька приготовила нам сюрприз. Она споет песенку.
— Две песенки, — поправил ребенок.
— Две песенки. Послушаем?
И Эльвира Давыдовна поднялась с места с негромким смехом, намекая гостям, что пришла пора отрабатывать харчи.
Гости побросали салфетки, переглянулись и с тоскливой покорностью судьбе потянулись в гостиную, где стоял большой концертный «Бехштайн» (мечта моей мамочки). За роялем сидела скромная неприметная девушка. Очевидно, гувернантка. Или учительница музыки.
Я посмотрела на несчастную забитую девицу и посочувствовала ей от всей моей понимающей души.
Дитё, капризно поломавшись, приблизилось к роялю. Но ломался ребенок не от волнения. Насколько я поняла, нужно было еще упросить его поиграть на наших нервах.
— Ну, Машенька, — упрашивала бабушка. — Ну, моя сладкая… Давай, порадуй бабулю…
И все семейство, включавшее деда, дочь и зятя, стояло вокруг Машеньки и эхом вторило:
— Порадуй бабулю!
— Пить хочу, — ответила деточка.
Несколько человек одновременно сорвалось с места и понеслось в столовую. Машеньке подали бокал с минералкой.
— Лимонад хочу!
Еще одна серия бодрого галопа. Из столовой вынесли бокал с «Кокой».
— Холодная!
Я начала закипать. Рука Редьки сжала мою ладонь, я очнулась и посмотрела на кавалера.
— Потерпи! — шепнул он мне на ухо.
