- А чего шляемся по ночам? – возвращать паспорт он не спешил.
Интересно, это он о ком, обо мне или о себе?
- С работы, - ляпнула я и закусила губу. Это с какой такой работы можно возвращаться в половине четвертого утра, а?
Похоже, та же мысль пришла и к сержанту (при свете фонаря мне удалось разглядеть его наплечья), и он задал тот же вопрос.
- В ресторане я работаю. Кухонной рабочей. А ресторан работает до последнего клиента. Вот ушел последний клиент – и мы тоже уходим. Да еще мосты, сами понимаете.
- Что за ресторан?
- «Эвридика», - назвала я первое, что пришло в голову.
Сержант колебался. А что, если ему захочется проверить, испугалась я. Тот, кто внутри, наверно, тоже испугался. Невежливо отпихнув сержанта, я рванула к ближайшей урне.
- Пьяная! – радостно заключил сержант. – Или под кайфом.
- Ничего не пьяная и не под кайфом, а беременная, - отдуваясь и отплевываясь, объяснила я.
- Отстань от нее, Серый! – ожил идол с острова Пасхи. – Дома надо сидеть, раз беременная. Может, подвезти?
Хотя пройти осталось всего метров сто, я с готовностью согласилась. Меня выгрузили у Левкиного дома и даже проводили до подъезда. Машинка моя стояла на прежнем месте, колеса и дворники, насколько позволил рассмотреть тусклый свет единственной лампочки над подворотней, не пропали.
Вскарабкавшись в потемках на третий этаж, я открыла дверь и услышала:
- Стой где стоишь! Руки!
Машинально подняв руки вверх, я чуть не рассмеялась. Прямо передо мной стояла бабушка лет шестидесяти в старенькой ночной рубашке. Из ее седых с лиловинкой волос торчали бигуди, а в руках… В руках был самый настоящий пистолет, который равнодушно смотрел мне в лоб, и это было уже совсем не смешно.
- Подождите, я вам все объясню. Вы ведь Левина теща, да?
- Угу, - согласилась бабушка. – А ты кто?
- Я Лиза. Лева дал мне ключи, потому что…
- Потому что у тебя неприятности. Проходи, - она опустила пистолет, за которым я с опаской проследила взглядом. – Это внука. Игрушечный. Но впечатляет, да? Совсем как настоящий. Уж я-то знаю. Четверть века следователем отпахала. Чай пить будешь?
- В четыре утра? – удивилась я.
- А что такого? Боишься во сне описаться?
- Скорее уж тогда утром глаз не найти, - усмехнулась я.
- Найдешь! – оптимистично заверила бабуля, шаркая шлепанцами по направлению к кухне. – Возьмешь лопатку и откопаешь. Какие твои годы. Я за пенсией приехала, - она грохнула на плиту чайник. – Кстати, меня Людмила Петровна зовут. Ну вот, Лева предупредил, что пустил пожить свою прихожанку, у которой неприятности. Смотрю, белье постельное лежит, а прихожанки нет. Кстати, сомневаюсь я, что ты действительно прихожанка.
- Почему?
- А креста нет!
Я машинально коснулась шеи и покраснела. Когда-то Валерка подарил мне красивый золотой крестик, и я гордо носила его напоказ, пока мне не объяснили, что крест поверх одежды носят только священники. И тогда я вообще перестала его надевать.
- Вы правы, - вздохнула я, садясь за стол. – Мы с Левой в школе учились.
- А-а, вот оно что. Значит, ты та самая Лиза, в которую он влюблен был. Знаю, знаю. Не удивляйся, мне Левка много о себе рассказывал. Поэтому-то он и Лидке сказал, что ты его прихожанка. Чтобы чего не подумала.
- Так ведь он же священник! – фыркнула я. Надо сказать, мне было хоть и неловко, но все равно приятно это слышать.
- Ну и что? Священник – он что, не человек? Такой же грешник, как и все. Даже больше. Кому много дано, с того много и спрашивается.
- А вы верующая?
- А как ты думаешь? Имея в детях батюшку с матушкой? И не хочешь – заверуешь. Левка, правда, говорит, что есть прихожане и захожане. Так вот я – захожанка. Захожу по праздникам, да свечки поставить. Лучше расскажи, что с тобой приключилось, если не секрет.
Я кратко изложила свой детектив, опуская некоторые ненужные подробности.
- А как фамилия следователя? – уточнила Людмила Петровна, разливая чай. Мне опять досталась кружка с ухмыляющейся жабой, видимо, гостевая. – Стоцкий, говоришь? Знаю Валечку, знаю. Я, правда, не с ним работала, а в РУВД, дознавателем, но все равно знаю. Не думаю, что он с бандитами заодно, не похоже на него. Короче, до конца августа я буду на даче, разве что только за пенсией приеду. Живи спокойно. А там, глядишь, все и утрясется. Никто не знает, что ты здесь?
- У-у! – промычала я с набитым ртом. Отхлебнув первый глоток чая, я поняла, что умираю с голоду (что мы умираем с голоду!), потому что не ела уже двое суток. Сухарик и так и не откушенный бутерброд – не в счет. Поэтому набросилась на пряники и печенье, как снегоуборочный комбайн, хотя и стыдно было.
- И муж не знает? Не позвонила ему?
- Да он мне и не муж. Еще не муж. Пусть уж лучше пока не знает.
- Весело ему будет, когда узнает, что ты из клиники сбежала.
Я только головой помотала упрямо. Конечно, Ракитского было жаль. Вспомнилось вдруг, как сама психовала, когда он к телефону не подходил, а я думала, что он… что его…
- Я ему позвоню утром и скажу, что все в порядке. А где я – не скажу. Захочет еще вдруг приехать, а его выследят.
- Ну, как знаешь. Все, напилась, наелась? Тогда давай ложиться. Мне завтра, то есть сегодня, рано вставать.
Как мне удалось добраться до дивана – не помню. Слишком много всего случилось за этот бесконечный день. Кажется, моя голова еще не успела коснуться подушки, а я уже спала.
20.
Когда я проснулась в двенадцатом часу под унылый перебор дождя, Людмилы Петровны уже не было – уехала на дачу. Об этом извещала лежащая на кухонном столе записка. В ней были также ЦУ («ценные указания») по поводу проживания в квартире и пожелания удачи.
Первым делом я позвонила Антону. Он уже знал о моей ночной эскападе.
- Дрянь ты эдакая! – заорал он так, что трубка начала вибрировать, и мне пришлось отодвинуть ее подальше от уха, чтобы не оглохнуть.
- Да подожди ты! – наконец мне удалось вклиниться в его гневные вопли, смысл которых сводился к следующему: я тут с ума схожу, а ты! – Меня в этой клинике чуть не убили. Хорошо, я в тот момент в туалет вышла.
Антон замолчал было, но тут же опомнился:
- Где ты? Я приеду.
- Нет! – отрезала я.
- Ты что? – похоже, он не поверил своим ушам.
- Ничего. Я тебе не скажу, где нахожусь.
- Почему?
- Именно потому, вернее, затем, чтобы ты не приехал.
- Ты не хочешь меня видеть?
Мама дорогая, неужели мне суждено выйти замуж за идиота? А если это передается по наследству?!
