Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
И вот сидите вы одна-одинешенька. Ночь впереди. Что делать, неизвестно. А у вас в голове только одно: «Ах, какой человек!»
Не сказать ли, что только после этого, на какой-нибудь ночной станции, по щиколотку в живописно изваянной хляби, под дождем и ветром, так что и спичка отвечает зловредным шипом, и начнется настоящая жизнь. Тогда уж и пьяненький мужичок на скамейке покажется вам большой удачей.
– Пора нам двигаться на радио, – задумчиво сказала Таня. – Жаль, что вы не там все это рассказали.
– Там у меня будет другой собеседник, – ответил профессор, поднимаясь. Ноги слушались плохо, хотя день только начинался.
– Кто бы себе позволил? – проворчал ГМ. Но Таня этого не услышала.
А Григорий Михайлович вдруг почувствовал растерянность, какая случается со стариками на сложных переездах и какой никогда у него не бывало. Разве во вчерашнем сне. Ведь тут при определенном навыке строить аллюзии недалеко до мысли, что у него и в жизни уже не было своего места и играл он роль, в пьесе отсутствующую. Автор дивится, негодует, лихорадочно листает текст и думает, не сошел ли он сам с ума. ГМ немного огорчился, но развивать подобные догадки было не в его манере. Он только усмехнулся про себя положению, в котором по его вине оказался безымянный Автор.
Взять бы сейчас Таню под руку, но в таком состоянии может и не справиться, затянет, чего доброго, вместе с собой под колеса. Жизнь его казалась ему запущенной, полной пробелов и, наверное, не слишком талантливой.
Глава двадцать третья
АЛЕКСЕЙ НАБЛЮДАЕТ ЛЕСНЫХ ПУТАН И РАЗМЫШЛЯЕТ О КЛАССИФИКАЦИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. ЯВЛЕНИЕ ГРИНИ. ЗАБЫВ О КОНСПИРАЦИИ, ГЕРОЙ ИДЕТ В ТРАКТИР, В КОТОРОМ ВСЕХ ПОСЕТИТЕЛЕЙ ЗНАЕТ В ЛИЦО, НО НИКТО ЕГО НЕ ПРИЗНАЕТ. В КОНЦЕ ОН ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ ВЫЗВОЛИТЬ АНИСЬИЧА И ЧАСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ИЗ БЕДЫ
Праздник был в разгаре. Похоже, он здесь всегда был в разгаре. С тоской и чуть ли не с нежностью вспомнил Алексей о людях, которые боролись в это время с металлом.
На небольшой эстраде рекламировались товары, которые тут же можно было купить со скидкой. Страждущих хватало. Для тех, кто хотел отовариться на голодный желудок, в стороне устроили аукцион: разыгрывался черный чулок, трагически потерянный с левой ноги. Рядом бегали в мешках наперегонки семейные пары. Чаще побеждали, как ни странно, супруги в возрасте. Видимо, годы отладили их норов и приучили-таки к синхронному бытию.
Алексей уходил все дальше в глубь этого заповедника. Был в этом утреннем веселье эффект воронки, которая втягивала его против воли. Так смотрят фильмы ужасов в надежде увидеть следующее, еще более небывалое изобретение, узнать предел, до которого способна дойти человеческая фантазия.
Когда-то, как все, Алексей азартно мучился мыслью о классификации человечества. Но разделение на мужчин и женщин, умных и глупых, мерзавцев и порядочных нисколько не продвигало его в познании. Открытие пришло неожиданно и не в самую светлую минуту.
Они жили еще с Аней, были какие-то гости, и он сильно напился. Прошла легкость первого часа, когда все вместе уплывают от скуки жизни под звон склянок. Гости виделись ему теперь исключительно в сатирических тонах.
Аня устала от всего этого, как и он. Она сидела в стороне у окна, перекатывала в ладонях два бильярдных шара и, как всегда, думала о постели. Взгляд ее иногда останавливался на Алексее: «Ну что, есть тут кто-нибудь лучше меня?» Он не мог ей ничем ответить, его тошнило.
Алексей заперся в туалете, курил, боролся с тошнотой, да и процесс общения с унитазом обещал быть долгим и сладостным, как философия в детстве.
Его хватились наконец, стали искать, кричали по всей квартире, у всех вдруг нашлось важное к нему дело.
– Алексей, с тобой ничего не случилось?
– Куда он провалился?
– Да он в туалете, наверное.
– Ответь хотя бы!
– Он в туалете, – сказала Аня. – Оставьте. Он ни за что не ответит.
Алексей почувствовал благодарность к жене. Как уверенно и просто она спасла его от этих духовных уродов.
Тогда он и изобрел свою классификацию. Графомански простую, но убедительную. Он понял, что есть люди, которые, сидя в клозете, способны вести оживленные разговоры с домочадцами и гостями, и те, кто на это не способен.
Это вдруг все объяснило. Он в отношении этих интимных проявлений организма оставался романтиком и идеалистом.
Да, понял Алексей тогда, уединившись в клозете, человечество делится именно на эти неравные части. Это никого не должно обижать, и никакого сектантства тут нет, но и спутать одних с другими невозможно. Например, здесь, в саду, присутствовала только первая, большая часть человечества. Такие в гостях, не в силах прервать повествование, сопровождают хозяина, который по интимной причине удалился от стола, и, прикладывая зачем-то ухо к двери туалета, спрашивают: «Но ты же меня слышишь?»
Алексей подумал еще, что все эти люди чуть ли не от рождения знали и были уверены, что Бог мертв. Но почему-то это не хотелось назвать ни правдой, ни даже великим заблуждением.
Девочки голосовали на дорожках. Здесь, прямо под небом голубым, раскинулся веселый приют. Из оврага, поросшего густым кустарником, то и дело выходили омолодившиеся клиенты, бдительно поглядывая по сторонам.
Хотелось есть и пить. Пить и есть. И найти наконец свое место в этом чужом пиру. Желательно сидячее.
* * *
«Родина, – думал Гриня, чистый мой край, незлобивый и тихий. Люблю несжатую полоску твоей мечты. Девочек в шубках дефицитной малиновой окраски. Они тянут свои ручки к застенчивым выходцам из автомобилей. Те отворачиваются, стыдясь несовершенства сочиненной ими жизни, а эти тянут, тянут… Всё как в хорошем театре: и трогательно, и смешно, и местами надрывно. И совесть на вешалке, и шарф в рукаве. Люблю проворность и интуицию твоих разбойников, которые подваливают ко мне на горизонте моих надежд, когда я сам еще не осознал, что достиг своего горизонта. Столько пережито вместе, душа обмозолилась! Пора посмотреть в даль светлую, беспросветную, чистую… Пречистую».
Алексей не сразу заметил избушку продмага, выкрашенную в зеленый цвет. Конспиративность замысла бросалась в глаза. Нельзя было исключить возможность того, что перед ним штаб армии. Представилось, как сейчас появится местный художник погранвойск, закамуфлировавший по долгу службы этот объект, попросит закурить и скажет что-нибудь вроде: «Не печалься, друг! Все мы пали жертвами героев».
Не задумываясь, Алексей направился к избушке, в которой между пустыми продовольственными прилавками тут же заметил дверь, ведущую в подвал. В убогий интерьер продмага дверь не вписывалась. Раньше она, вероятно, служила в одном из бункеров Сталина. На двери была вывеска, которую он теперь мог прочитать: «Трактир "Уезд“». Алексей всем телом надавил на оплот тоталитаризма и по мелодичным клавишам начал спускаться вниз.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
