Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
Пашка подхватил:
– Мало того что о мире думали, я не знаю, как вы, друзья, а я лично рассчитывал жить при коммунизме. Мне лично был обещан коммунистический рай. Конечно, коммунисты покруче христиан нафантазировали. Жить при коммунизме… Как сладко было мечтать об этом. Все равно, что рай на земле. И без всяких апокалиптических ужасов и отделения ВИПов от грешников. Никаких границ, государств, все люди – братья…
Паяц запел летовским басом: «А при коммунизме все будет за…ь, и даже, наверное, не надо будет умирать…»
– Да! Я думала, что при коммунизме не будет денег и можно будет в магазин ходить и брать сколько угодно. Я точно помню, что решала эту проблему внутренне: а сколько брать, если не надо платить? – Агния мечтательно закатила глаза.
– Агния, ну как же ты забыла? От каждого по способностям, каждому – по потребностям, – напомнил Пашка.
– Да уж… сложно решаемая задача при капитализме, в котором потребности не ограничены ничем. А здесь нечеловеческая сознательность личности, которая свои способности реализует на сто процентов, а потребности ограничивает личной ответственностью перед всем миром. Коммунизм с точки зрения психологии – триумф человека осознанного. Нам до него еще так далеко. Мы были дети-философы? – спросила Белла у всех, игриво обводя зелеными глазами каждого.
Косулин откликнулся:
– Ага, мы дети-идеалисты, которые выросли жестко разочарованными реалистами. Все дети верят в сказки, но в эту сказку верили не только дети. И что взамен: вместо братства народов – трехметровый забор от соседа и таджик как отдельный вид людей-строителей. Вместо «бабло на выход» – «бабло в смысл жизни». Та-ак скучно! Наверное, поэтому на Путина так обиделся народ: ожидали большего на уровне идей, фантазий, надежд. А разочарование о-очень злит.
Паяц опять запел:
– «Ты вчера был хозяин империи, а теперь ты – сирота…» Судари и сударыни… Самое страшное изобретение человечества – это не оружие массового поражения, не контрацепция и даже не запеканка из манной каши. Самое страшное изобретение – идея! Идея коммунизма, капитализма, религии. Да какая угодно идея опасна. Идеи как вирусы, они заражают людей, регулируют их поведение и даже то, как люди видят реальность. Если ты одержим идеей национализма, то ты видишь везде русских, немцев, кавказцев. Если же в твоем мозгу паразитирует идея справедливости, или равенства, или, не дай бог, братства, то ты всегда готов увидеть несправедливость, неравенство и чужаков… Откажитесь уже от идей, Саша! Не ищите в них вдохновения. Действуйте от своего имени!
Возникла пауза. Агния смотрела на Паяца с неприязнью. Желчный рыжий доктор ей не нравился, он отказывался ею восхищаться и частенько язвил. Белла одобрительно кивала. Пашка покашлял, собрался было возразить, но передумал. Сейчас его больше волновали другие проблемы. Себяка подвел итоги:
– Друзья, ну так ведь наше время еще не пришло. Поколение другое, мы еще молоды. Правят отцы. И их члены, да-да… А мечтали они о чем-то другом, понятия не имею о чем, кстати. О «нормальной жизни», наверное. Холодильник, телевизор, машина, яхта, самолет. Все как у людей, короче, чтоб было. Ну а чего, правда, в детстве жили-то плохо, некрасиво. Непонятно, главное: как снесет башню нашему поколению, когда придет время править? Уверен, что только реставрация детских молитв и отказ от идей, друзья, излечит наши душевные раны, иначе к пятидесяти нас всех ждет депрессия и суицид. Аминь.
Шостакович добавил:
– На идее вкусно кушать и молодо выглядеть мы долго не протянем, она уже почти исчерпалась. Даже с нашими зарплатами. До пенсии не хватит. Скучно.
– Ребята, это все круто, стану президентом, верну марксизм-ленинизм в систему школьного образования, ну а сейчас-то что делать? Скажите, погибаю ведь. Что бы вы сделали на моем месте? – Косулин с надеждой обратился к друзьям.
Все призадумались. Косулин подбодрил друзей круговым разлитием. Чокнулись за победу добра над злом. Помолчали.
Первой откликнулась Белла:
– Я бы много работала с самим пациентом Новиковым, ему нужна постоянная поддержка. В конце концов бороться ему, а не тебе. Твоя задача – помочь ему в этом.
Агния предложила написать письма в разные общественные организации, вызвать бучу в Интернете, пригласить журналистов, чтобы администрация больницы взяла дело на контроль и поскорее выпихнула Новикова, а заодно последила бы за его лечением.
Шостакович вздохнул:
– Не знаю, Саш, ты от себя много хочешь. Скорей всего, у него – шизофренический дебют, вяленький, такой психопатоподобный, он тебя своей психопатией заразил, и ты уже на баррикады собрался, увольняться… Может, подождать, посмотреть, как он лечиться будет, не гнать особо? Куда ты так торопишься? Он меньше месяца лежит. Будет у человека опыт, ничего страшного. Если учителем останется, так золото будет, а не учитель: детей нестандартных гасить не будет, толерантности их научит, человеколюбию.
Себяка почесал лысеющую голову, нахмурил умный лоб и начал рассуждать конкретно:
– Я так понял, что в том, чтобы он лежал, заинтересован его отец… Думает, что это поможет остановить ход уголовного дела. Может, он даже сунул бабла Царице, чтобы держала твоего учителя крепко. Судя по твоим рассказам, папа у нас обеспеченный и со связями. И сына не любит. Стыдится.
Как мы сегодня выяснили, ненависть не что иное, как обозначение препятствий для любви, по сути же одно и то же. Значит, папа любит сына, он его спасает, не очень удачно, но спасает, это факт! А значит, папа способен на большее. Ты претендуешь на его член, друг мой, может, тебе с ним поговорить? Объяснить ему популярно, что плохо сыночку в больнице, что он недостаточно болен, чтобы лежать так долго и не работать. И тебе не зазорно работать с родителями пациентов – твоя святая обязанность. Оказать папе психологическую помощь, в конце концов. Ему и так тяжело: мало того что сын чокнутый, его еще и клянут, небось за то, как именно он его спасает. Мама, наверняка, мозг выносит. А там, глядишь, папа и придумает чего поумней. Наедет на директора грамотно. Ты ему поможешь. А?
Косулин задумался. Все были правы и говорили дельные вещи.
– Спасибо! Вы – настоящие друзья, давайте выпьем за Новикова, он – хороший!
Радостно выпили за Новикова и за своих пациентов и пошли на балкон курить.
На балконе быстро продрогли, наспех покурили, вернулись к теплому коньяку и остаткам десерта. Все расслабились, коньяк расширил сосуды, зарумянил щеки. Спорить и дискутировать больше не хотелось.
– Я хочу вам сказать кое-что, – начал осторожно Шостакович. – Я через две недели увольняюсь. Завтра буду заявление писать.
Все замерли. Разговоры об увольнении были как разговоры о суициде. Раз говоришь – значит, не сделаешь. Пашка хронически был недоволен своей работой и много лет об этом говорил.
– Ну ты интриган! И ты все это время молчал? – Агния почти кричала.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
