— Чарльз, — повторил Пфефферкорн.
— Они зовут его Чарли.
— Мне нравится.
Помешкав, из нагрудного кармана Билл достал маленькое фото.
Пфефферкорн разглядывал внука. На деда не особо похож. Конечно, дочь-то больше пошла в мать. Волосы темные, выбились из-под лыжной шапочки. Глаза голубые, но это ничего не значит. Дочь тоже родилась синеглазой, а потом стала кареокой красавицей. Все меняется.
— Он прелесть, — сказал Пфефферкорн.
Билл кивнул.
— Есть второе имя?
Билл опять помешкал.
— Артур.
Помолчали.
— Можно оставлю? — спросил Пфефферкорн.
— Да, это тебе.
— Спасибо.
Билл кивнул.
— Значит, ты ее видел?
— Нет, но наслышан.
— И как она?
— По-моему, справляется. Конечно, тоскует по тебе. Однако живет своей жизнью.
— Другого и не надо. Правда, я совсем не в восторге, что оставил ее с ним.
— Думаешь, найдется такой, кто приведет тебя в восторг?
— Вряд ли.
— Ну вот.
Пфефферкорн кивнул. Махнул снимком:
— Еще раз спасибо.
— Пожалуйста.
Пфефферкорн спрятал фото в карман.
— Ты хороший писатель, — сказал он. — И всегда был.
— Врать-то зачем?
— Я не вру. У тебя талант.
— Приятно слышать.
— Прими как комплимент.
— Ладно.
Помолчали.
— Вот чего я не пойму насчет этой сделки, — сказал Пфефферкорн. — Ты же вроде как умер?
Билл кивнул.
— И вдруг выпускаешь новую книгу?
— Под своим настоящим именем.
— Ну наконец-то! — рассмеялся Пфефферкорн.
— Удивлюсь, если продажа превысит дюжину экземпляров.
— Но ведь ты пишешь не ради тиража.
— Нет.
— И все же, зачем им это? — спросил Пфефферкорн. — Какая выгода?
— Возможно, это моя награда за тридцатилетнюю службу.
— Брось! Даже я знаю, что их это не колышет.
— Другого объяснения нет.
Пфефферкорн задумался.
— Все-таки лучше, чем золотые часы.
— И гораздо лучше, чем стать утопленником.
— Как сказать. Кто твой издатель?
Билл усмехнулся.
— Предположим, ты выполнишь… — сказал Пфефферкорн.
— Что выполню?
— Свою часть сделки.
— Кончай ты!
— Предположим. Как они узнают, что ты все исполнил?
— Узнают.
Пфефферкорн ждал ответа.
— Они наблюдают, — сказал Билл.
— И сейчас?
Билл кивнул.
— Откуда?
Билл повел рукой. Отовсюду.
— Значит, они точно так же узнают, что ты не выполнил приказ и я сбежал.
— Ну хоть попробуй.
— Зачем? Ведь они узнают. Пойдут по следу и рано или поздно поймают, даже если в землю зароюсь. А с тобой что будет?
Билл промолчал.
— О чем и речь, — сказал Пфефферкорн.
Долго молчали.
— Соглашайся, — сказал Пфефферкорн.
— На что?
— На сделку. Соглашайся.
— Не валяй дурака.
— Я бы согласился.
— Неправда.
— Откажешься — обоим конец.
— Не обязательно.
— Меня найдут. Сам же сказал. Они всегда находят.
— Не найдут, если меня послушаешься.
— Никаких звонков.
— Да.
— Никаких книг.
— Да.
Пфефферкорн покачал головой:
— Невозможно.
— Все очень просто. Не покупай телефонную карту. Не покупай книги.
— А я говорю, совсем не просто. Пока она там, это невозможно.
Билл промолчал.
— Не глупи, — сказал Пфефферкорн. — Если не ты, кто-нибудь другой.
Билл промолчал.
— Пришлют кого-то чужого. Не хочу.
Билл промолчал.
— Считай это моим условием. Может, чего и выйдет.
— Заткнись, а?
— Что важнее: чтобы именно ты это сделал или чтобы я просто сгинул?
— Я не желаю об этом говорить.
— Вопрос существенный, — сказал Пфефферкорн.
Билл промолчал.
— Надеюсь, второе.
— Заткнись.
— Скоро заткнусь. Помнишь, что ты сказал в сарае?
Билл не ответил.
— Писатель, который умеет вовремя замолчать, — большая редкость. Это про меня.
— Господи боже мой! Это не метафора жизни!
Пфефферкорн достал письма, которые всегда носил с собой. Листки обрели округлость ляжки и вобрали ее тепло.
— Это тебе, — сказал он, разлепляя страницы. — Сейчас можешь не читать.
— Арт…
— Вообще-то, даже лучше, если после прочтешь. А это — дочери. Обещай, что она его получит.
Билл не шелохнулся.
— Обещай, — повторил Пфефферкорн.
— Не собираюсь я ничего обещать.
— Ты задолжал мне услугу.
— Ничего я тебе не должен, — сказал Билл.
— Черта с два.
Ударил церковный колокол. Раз.
Пфефферкорн помахал письмами:
— Обещай, что она его получит.
Два, три.
— Не век же тебе со мной сидеть.
Четыре, пять. Пфефферкорн засунул письма Биллу в нагрудный карман. Обмахнул одежду, оглянулся на поселок. Шесть, семь, восемь. Посмотрел на океан. Девять. Пошел к воде, чувствуя на себе взгляд Билла. Десять. Потянулся. Одиннадцать. Раз-другой присел. С двенадцатым ударом вошел в воду.
— Янкель.
Пфефферкорн брел против волн. Колокол смолк, но эхо его еще звенело.
— Вернись.
Вода дошла до колен.
— Арт.
Высокое небо — чистый колонтитул, горизонт — литерная строка. Оглянувшись, Пфефферкорн улыбнулся и крикнул, перекрывая шум волн:
