С того дня погода стала переменчива, выпадали хорошие дни, но, на мой взгляд, недостаточно хорошие, чтобы послужить предлогом для отъезда из Парижа. Так мы никуда и не уехали, а через неделю похолодало, листья покрыли землю, деревья оголились, и из-за каждого угла дул резкий ветер.
Я позабыл о бабьем лете. У меня были закончены все три акта пьесы, но третий не вполне меня удовлетворял, и я переписал начальные сцены. Еще немного отшлифовать — и все будет в порядке. После этого я собирался пересмотреть свой роман и изменить конец, а также немного сократить весь текст. Правда, я считал, что он и так недостаточно длинный. В общем, работе не видно было конца, и она была волнующей и интересной. Я не мог не чувствовать себя важным лицом. Когда у меня будет достаточно материала, я поеду в Лондон и найду издателя. Я полагал, что это будет несложно. Однако все это наступит позже.
Однажды мне вдруг пришло в голову, что профессор, который преподавал Хесте музыку, несомненно, начал новый семестр, а она мне ничего не говорит. Я вспомнил об этом сразу после ленча.
— Кстати, — осведомился я, — а как обстоят дела с твоей музыкой?
— Я понимаю, о чем ты, — ответила она, — это ужасно, не так ли? Я была такой ленивой!
— Полагаю, — продолжал я, — что твой семестр уже начался и ты захочешь продолжать?
— Я целую вечность не подходила к роялю, — призналась она. — Наверное, профессор придет в ужас. По правде говоря, я немножко боюсь.
— Ты же вольна поступать с этим как хочешь, не правда ли? — спросил я.
— Конечно, — подтвердила она.
На следующее утро она пошла повидаться с профессором и договориться о следующем цикле уроков.
Я вспомнил об этом только вечером, когда закончил свою работу, запланированную на тот день. За обедом мы молчали: я был погружен в свои мысли и пьесу, а она была какой-то притихшей и только без единого слова передавала мне то, что я просил.
Я смотрел, как она крошит кусочек хлеба в пальцах, и вдруг мне захотелось, чтобы она развеселилась и засмеялась, потому что мне не помешало бы немного веселья теперь, когда день был закончен. Мне не нравилось, что она такая скучная — она должна быть готова подстраиваться под мое настроение.
— Не будь такой скучной, — сказал я.
Она взглянула на меня и возразила, улыбнувшись:
— Я не скучная.
— Ну, сделай же что-нибудь со своим лицом, дорогая.
— Прости, я не думала, что выгляжу скучной. К тому же я полагала, что ты озабочен своей пьесой.
— О нет, она хорошо идет, я вполне удовлетворен.
— Как я рада, Дик.
— О, дорогая, ты не представляешь себе, какое это удовольствие — писать! Теперь я это знаю.
— Могу себе представить.
— Нет, не можешь. Ты и понятия не имеешь. Это грандиозно! Я хочу сказать, в сочинительстве есть что-то такое… Между прочим, как прошел твой урок? Я совсем забыл о нем!
— Ах, это.
— Да. Все прошло удачно?
— Нет, не совсем.
— Наверное, скучно было.
— Странно было снова увидеть профессора.
— Что он сказал?
— Он не слишком много говорил.
— Полагаю, он устроил тебе сцену из-за того, что ты не занималась? Старый дурак.
— О! Ну…
— Наверняка сначала твои пальцы не были гибкими, но скоро все наладится.
— Конечно.
— Когда состоится концерт?
— Думаю, в конце ноября или в начале декабря.
— Тебе придется хорошо поработать.
— Я не буду участвовать.
— Боже мой, но почему же?
— Я недостаточно хорошо играю.
— Кто это сказал? Но ты же сама мне говорила, что он хочет, чтобы ты участвовала в концерте.
— Да, но это было четыре месяца тому назад. Теперь все изменилось.
— Дорогая, я не понимаю.
— Я же все это время совсем не занималась, Дик. Другие ученики работали все лето. Теперь они меня обогнали. Это вполне справедливо.
— А по-моему, это безобразие.
— Нет, я все понимаю. Это моя вина. Профессор говорил мне, что музыка требует постоянной работы, без перерывов, и нельзя допускать, чтобы что-нибудь мешало. Это единственный способ чего-то добиться. Я не старалась, и теперь я просто одна из его заурядных учеников, на которых можно не обращать особого внимания.
— Ты разочарована?
— Поначалу была. Не знаю, наверное, это меня не слишком сильно волнует. Кажется, мне больше и не хочется. Я утратила интерес.
— Бедняжка!
— Все хорошо.
— Ты продолжишь брать уроки?
— Возможно, два раза в неделю. Я могу там заниматься. К тому же у меня будет какое-то занятие.
— Как не повезло! Я считаю, что этот тип просто дурак и не знает своего ремесла. Должен радоваться, что ты не устроила скандала.
Я поискал в кармане свой портсигар. Потом попросил у гарсона спички.
— Так о чем мы говорили? — спросил я. — Ах да, твоя музыка! Тебе это, верно, наскучило? Ты знаешь, дорогая, думаю, на следующей неделе я смогу приступить к работе над книгой: ее нужно слегка сократить. Будет занятно снова к ней вернуться. Я придумал новый финал, который действительно хорош. Помнишь, старый был слишком неожиданным. Я объясню тебе свою новую идею. — Я подался вперед в волнении и продолжил рассказывать ей о своей книге.
Было уже совсем поздно, когда мы добрались домой. Обсуждение с Хестой новой идеи, по-видимому, меня вдохновило: я не мог ждать. Пройдя к письменному столу в своей комнате, я сел с тем, чтобы записать пару мыслей. Но как только я начал писать, мне было уже не оторваться. Я забыл о времени. Хеста позвала меня из другой комнаты.
— Ты не ложишься? — спросила она.
— Я недолго, — прокричал я в ответ. — Ты спи, если устала. Я тебя в любом случае не разбужу.
Она немного помолчала, потом снова обратилась ко мне:
— Дик, тебе вредно так поздно засиживаться за работой. Остановись.
Я притворился, будто не слышу, и не ответил ей. То, чем я занимался, было очень важно для меня.
Вскоре я услышал ее шаги, она вошла в комнату в пижаме и опустилась на колени возле меня.
— Уже почти два часа, — сказала она, — тебе нужно немного поспать. Правда, ты же не можешь сидеть здесь всю ночь!
Почему ей нужно обязательно входить, она же видит, что это меня раздражает — и как раз в тот момент, когда у меня мелькнула мысль!
— О, дорогая, пожалуйста, оставь меня в покое, — ответил я. — Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ко мне пристают с пустяками! Почему ты беспокоишься? Я мешаю тебе спать?
