На отражении в стекле я видел, что люди таращатся на нас. Один избит до неузнаваемости, другой выглядит так, словно шесть лет прожил на улицах. Видел и свои повреждения — на лице, на пальцах — и задавался вопросом: как объяснить их в больнице? Если, конечно, я туда пойду. Выпив кофе, мы направились к машине, включили обогреватели и выехали на шоссе.
Минут через двадцать с бледного послеполуденного неба пошел снег. Я повернулся к Алексу. Он вел машину, кофе его дымился в подставке для чашек.
— Как ты узнал обо мне?
Алекс взглянул на меня и снова стал смотреть на дорогу.
— Проник в дом родителей, нашел ваше имя и адрес, — ответил он. — Вот кем я стал. Беглецом. Я хотел, чтобы мать увидела меня в тот день. Позволил ей идти следом, чтобы она окончательно убедилась, а потом молился, чтобы она обратилась к кому-нибудь. Я наблюдал за ней, когда она приезжала в Лондон. Шел от поезда до работы, надеялся, что в конце концов она попросит помощи. Так и вышло. Она пришла к вам. Я ничего не знал о вас, не смог найти вашего телефона в справочнике. Потому и забрался в дом родителей. Чтобы узнать, кто вы.
— Как же ты уходил с фермы?
Его руки стиснули руль.
— Однажды вечером — месяцев через девять после того, как Мэт убедил меня отправиться туда, — я услышал в коридоре знакомый голос. Выглянул за дверь — и увидел Саймона.
— Своего друга?
Алекс кивнул:
— Я не мог поверить, что это он.
— Но это был он.
— Да, — ответил Алекс. — Он. Они обращались с ним… Я ни разу не видел ничего подобного. На него надели поводок и вели как животное. Я отправился следом, ожидая, что меня остановят, но беспрепятственно достиг конца коридора. Прошел под их камерами видеонаблюдения, и никто не попытался меня задержать. Казалось, ферма опустела. Обычно здесь контролировали каждый твой вдох, но мне удалось выйти из комплекса и подняться на поверхность.
— Ты нашел Саймона?
— Нет. Я слишком отстал… — Он не договорил. — И, поднявшись на поверхность, тут же забыл о нем.
— Почему?
— Потому что ворота были открыты.
— Главные ворота?
Алекс кивнул:
— Открыты настолько, чтобы я мог убежать. Тело говорило мне: «Беги», — но мозг удерживал. Они всегда запирали ворота.
— Это была какая-то ловушка?
— Так я и подумал. Но, постояв минуты две, пошел к воротам.
— И покинул ферму?
— Нет. Когда дошел до вершины холма… там был Эндрю.
— Он поджидал тебя?
— Просто был там. В тени. Я находился футах в четырех от ворот, достаточно близко, чтобы побежать со всех ног, если он попытается схватить меня, — но он не пытался. Просто стоял.
Я посмотрел на Алекса:
— И что делал?
— Ничего. И когда я наконец направился к воротам, он сказал: «Привозить тебя сюда было ошибкой. Ты не нужен нам здесь, Алекс. Мне надоело сражаться с тобой, не иметь возможности давать тебе необходимые наркотики. Будь ты участником этой программы, мы давно принесли бы тебя в жертву. Но ты не участник — никогда им не будешь, — и я готов отвечать за последствия. Я больше не хочу видеть твоего лица».
— Он так сказал?
— Да, я все еще считал это ловушкой, но, когда вышел на дорогу, оглянулся и увидел, как Эндрю закрыл за мной ворота. И сказал: «Если у нас возникнут осложнения, если попытаешься навредить нам, привести сюда кого-нибудь, мы до тебя доберемся. И тогда нам будет наплевать, какая у тебя защита, — мы убьем тебя». И пошел обратно на ферму.
— Что он имел в виду под «защитой»?
Алекс пожал плечами:
— Они не могли убить меня.
— Почему?
— Не знаю.
Какое-то время мы ехали молча, думая о том вечере, когда Алекс совершил побег. Я пытался нарисовать ясную картину, но ничего не получалось.
— Они говорили еще что-то?
— Нет. Я просто ушел. Не оглядываясь. Доехал на попутной машине до ближайшей станции и сел на поезд до Лондона. Всю дорогу прятался в туалете. Боялся выйти, потому что меня могли обмануть. Я не смел никому о них сказать из страха, что они исполнят обещание убить меня. Вот почему мне было нужно, чтобы вы появились на ферме. Я хотел привлечь кого-то, чтобы прекратить это. Уходя оттуда, я постоянно прятался из боязни, что они меня найдут. Мне надоело испытывать страх.
Я посмотрел на него:
— Странно…
— Что?
— Сегодня ты как будто не боялся.
— Пожалуй, какой-то частью сознания я ожидал смерти. Мне велели больше не возвращаться, но я вернулся. Когда думаешь, что можешь не дожить до следующего дня, это дает тебе какую-то цель. И мне было просто необходимо не допустить вашей гибели.
— Что скажешь об Але?
Он посмотрел на меня:
— Вы знаете о нем?
Я кивнул.
— У меня было много времени подумать о том, что я сделал, — заговорил Алекс. — Я долгие месяцы боялся смерти. А несколько последних недель задавался вопросом, что со мной сделают, если вернусь на ферму. После убийства Ала я, возможно, заслуживал смерти. Но не мог умереть, пока не разберусь с этой фермой. Понимаю, что сегодняшние события не заглаживают совершенного прежде… но это единственное, что я мог сделать.
— Почему же ты убил его?
— Ради отца, — ответил Алекс. — У него с Алом были давние отношения. Отец работал в одном из банков в Сити, потом Ал предложил ему вести бухгалтерские книги в своих магазинах. Мы купили новый телевизор, новую кухню, замечательно отдыхали на юге Франции. А затем дела пошли кувырком. Отец знал: все, что мы с мамой считали своим, не наше и на самом деле принадлежало Алу. Он щедро ссужал отцу деньги, говорил, что возвращать их не понадобится, ведь мы для него как родная семья. Но однажды вечером отец пришел домой и сказал мне, что Ал хочет забрать наше имущество. Требует оплатить все от него полученное. Мы не могли этого сделать. Если бы вернули то, что ему принадлежало, остались бы ни с чем.
— Почему он вдруг так переменился?
— Не знаю, но дела шли все хуже и хуже. Отец пригласил Ала к нам, когда матери не было дома, пытался уговорить его. Они спустились в подвал, и Ал совершенно потерял голову. Ударил отца. Когда мама спросила, в чем дело, отец солгал, будто упал на озере, когда мы удили рыбу. Он не мог признаться маме, что все купленное для нее, та жизнь, которую он ей создал, вот-вот исчезнет. Что мы останемся без дома и без всего остального.
Алекс выглянул в окошко.
— Так продолжалось несколько месяцев — а потом у отца возникла идея. Мы заплатим Алу его собственными деньгами. Отец легко мог подделать бухгалтерские книги. У Ала было три магазина, каждый приносил кучу денег. Тут мы впервые заговорили об этих пятистах тысячах.
