Ему никто не ответил.
— Черт возьми! Среди вас есть пара мужиков, умеющих обращаться с пилой и рубанком? Идите к гробовщику, да помогите ему, чтобы дело двигалось быстрее.
Ковбои переглянулись, и один из них сказал:
— Джон, это не наше дело. Лучше бы ты послал нас по следу. Те двое не улетели по воздуху. Мы найдем их. Из-под земли достанем. А гробы пускай делает тот, кому за это платят. Верно, парни?
— Ладно. Собирайтесь, — сказал Мутноглазый. — Возьмите побольше патронов и воды. Раздобудьте керосин, он тоже понадобится. Вас ждет работа, за которую вам платят.
Из участка вышел Лански со стопкой грязных тарелок и направился к салуну.
— Что-то судья Бенсон расщедрился, — сказал он, проходя мимо Лагранжа. — Кормит наших арестантов, как на убой. Ничего, в Форте Смит они узнают, что такое тюремная баланда.
— Собирайся, поедешь со мной.
— Опять? — Лански скорчил недовольную гримасу. — Джон, я замучился носиться туда-сюда. А кто будет охранять арестованных?
— Чокто присмотрит за ними.
— Да его нет! Его нигде нет! Ты его не знаешь! Это такая тварь, он вечно прячется, когда нужен! — Лански хотел еще что-то сказать, но сник под взглядом Лагранжа. — Хорошо-хорошо, я поеду, но ты не давай поблажек чертовому метису. А то он тебе на шею сядет. Он такой, ты еще не знаешь, какой он…
Мутноглазый и сам знал, что за тварь этот Дженкинс. Бывают такие псы, что признают только хозяина, а хозяйских детей могут при случае загрызть насмерть. Чокто был именно такой породы. Он крутился возле Скотта Форсайта еще тогда, когда Лагранж наслаждался мирной жизнью в Техасе. Никто из людей Форсайта не мог приказывать Дженкинсу. Даже сам Боб Клейтон старался не поворачиваться спиной к метису.
Чокто служил помощником шерифа Мерфи, потому что это было нужно Форсайту. Теперь он стал помощником шерифа Лагранжа, по той же причине. Но шериф Лагранж был умнее, чем Мерфи, и не собирался дразнить хозяйского пса.
— Дженкинс сам знает, что делать, — сказал он. — А ты… Ты нагрузи на свою лошадь ящик патронов из шерифского сейфа.
— Зачем так много?
— Много? Боюсь, что и ящика не хватит, — сказал Мутноглазый, весело улыбаясь.
* * *
Когда Боб Клейтон увидел ящик патронов, он помрачнел, а Мутноглазый заулыбался еще веселее.
— Будет потеха, Бобби! Наш босс знает, чем тебя порадовать.
Они отошли в сторону и уселись на камни.
— Не думал, что ты приедешь, — сказал Клейтон. — Я бы и сам справился.
— Вот сам и справишься. Босс поручил это тебе.
— Что поручил?
Лагранж бросил ему перстень Форсайта.
— Это задаток. Остальное получишь, когда от ранчо Коннорса останется ровное место.
Клейтон надел перстень, посмотрел, как играют блики на крупном камне, и сказал:
— Когда маршал поведет меня на виселицу, я брошу эту игрушку в толпу.
— Маршал далеко, — сказал Лагранж. — И мы не нарушаем закон. Люди Мойры Коннорс похитили нашего ковбоя и стреляют по помощникам шерифа. Если ты будешь действовать быстро и решительно…
— Судья не поверит, что Мойра стреляла в твоих помощников.
— Судья поверит Форсайту.
Клейтон поглядел на ковбоев.
— Ты привел не всех.
— Двое остались в участке. И еще троих убили ночью. Зарезали на посту. Следы убийц привели нас сюда. — Лагранж рассмеялся, увидев, как вытянулась физиономия Клейтона. — По крайней мере, так мы скажем маршалу. Если он рискнет сунуть нос в наши дела.
Клейтон встал и зашагал вверх по склону. Наверху он лег за грудой камней и поманил Мутноглазого:
— Давай сюда. Только не высовывайся. Там собрались хорошие стрелки.
Лагранж нехотя залег рядом, опираясь на локти.
— В каждой конюшне — несколько человек, — сказал Клейтон. — В усадьбе приготовились к бою. Все окна заложены мешками. На крыше блестело стекло. Наверно, там наблюдатель с биноклем. Лошадей держат в загоне за домами, отсюда не видно. А теперь скажи мне, как я могу туда войти?
— По трупам, — спокойно ответил Лагранж.
24
Когда стемнело, все собрались в доме. Оставлять стрелков на крышах конюшен не было смысла. Ночью лучше держаться вместе.
Полли приготовила обильный ужин, накрыла на стол, а сама осталась в кухне, глядя в темноту за открытым окном.
— Не хочешь посидеть с нами? — спросил Кирилл.
— Нет.
— Но можно я с тобой посижу?
Она пожала плечами, и он подвинул табурет к столу.
— Наверно, фотограф заблудился, — сказал он первое, что пришло в голову, чтобы начать разговор. — Может быть, утром появится.
— Да не фотограф он вовсе, — ответила она.
— Почему так решила?
— Вот ты кто — моряк?
— Ну, можно сказать, что моряк.
— Стал бы ты рассказывать про паруса, трюмы, что там еще? Про выгодный фрахт, про страховку, про таможни, про контрабанду? Про все то, что для тебя — самое обычное дело?
— Постой, постой, откуда ты знаешь о страховке и контрабанде?
— Читала. И мистер Грубер, хотя я думаю, что его зовут иначе, тоже много читал о фотографии. Для него все это внове, вот он и спешит поделиться с другими.
Я знаю настоящего фотографа, в поселке. Между прочим, он-то еще на войне с камерой был. О чем только мы с ним не говорили, но о работе — никогда.
Кирилл не знал, что и сказать. Полли улыбнулась:
— Теперь понимаешь, почему меня все боятся?
— Я не боюсь. Видишь, сижу рядом.
— Посмотрим, надолго ли тебя хватит. — Она снова отвернулась к окну.
— А что, если Грубер — беглый преступник? — предположил он.
— Вроде тебя? — отозвалась она. — Вряд ли. Больше похож на сыщика. Да какая разница? Человек он хороший. Жаль, что не с нами.
«Да, жаль, — подумал Кирилл, вспомнив, как метко стрелял Грубер по убегающим шайенам. — Лишний стрелок нам бы не помешал».
— Как приятно слышать русскую речь, — сказал он. — Раньше я только с Илюхой и мог поговорить. А видимся мы с ним — раз в год, если повезет.
— Папаша так поставил. В доме — только по-русски. Я американские-то слова первые услышала, когда уже большая была.
Мамаша у нас местная. Так он ее научил, и с нами она только по-русски говорила. А зачем? Возвращаться не собирались, у нас в России ничего не осталось. Ничего и никого. Папаша так и говорит — наша Россия у нас во дворе.
