Кирилла они встретили как родного, щедро угостили чаем с его же конфетами, поболтали, пошутили. А ночью вдруг попытались совершить с ним нечто, на языке протокола называемое «насильственными действиями сексуального характера в извращенной форме». Крикунов в положение изголодавшихся гостей отчизны войти отказался, завязалась оживленная дискуссия. В результате оба сексуально озабоченных оказались в местной больничке с нешуточными травмами первичных и вторичных половых признаков и серьезной перспективой полнейшей неспособности в будущем принимать участие в действиях сексуального характера, будь то насильственные, по обоюдному согласию или за деньги. А Кире следак принялся шить мелкими стежками дельце.
Вот, наконец, и он. Разодетый как жених, немного бледный и счастливый. Остановился, повернулся было в сторону СИЗО, но одернул себя. Не стоит оборачиваться в сторону узилища при выходе из него, а то опять туда же и вернешься.
Машина остановилась на светофоре.
— Как тебе на воле? — поинтересовался я у глазеющего в окно бывшего узника.
— Замечательно, — ответит тот. — Свежий воздух, вывески, люди ходят.
— Аналогично, коллега, а где твои?
— Ждут дома, так что я недолго, ладно?
— Это уж как получится, — вступил в разговор Берта, — и в порыве чувств огрел Киру по спине.
— Как поживает мадмуазель Пирожкова? — светски поинтересовался я.
— А я почем знаю? — удивился тот.
— Помнится, кто-то собирался забрать девушку с собой…
— Черт, я и забыл, что она Пирожкова. Докладываю, с Наденькой все в порядке, живет у меня. Утверждает, что наконец-то встретила мужчину своей мечты.
— И кто этот мужчина? — полюбопытствовал Сироткин.
— Идиот! — взревел Берта. — Конечно же, я, — и повернулся к присутствующим профилем, чтобы оценили.
* * *
— Слышишь меня? — человек в припаркованной у подъезда дома невнятного цвета «семерке», поднес ко рту миниатюрную рацию.
— Слышу нормально, — донеслось в ответ, — что нового?
— Пока ничего, ждем.
— А он точно придет?
— Придет, куда он денется. Ты там поаккуратнее, на стены не ссы и бычки не разбрасывай, понял?
— Да, понял я, понял — невысокий квадратный крепыш загасил о стенку сигарету и спрятал бычок в пакет. Поднял воротник куртки и присел на подоконник на лестничной клетке между пятым и шестым этажом.
* * *
— За освобождение! — поднял рюмку Берташевич.
— За победу, — добавил Волков.
— За нашу победу, — уточнил бородатый блондин Квадратов, грубиян и бывший сослуживец Котова.
— Горько! — заорал Саня, — такой, вот, получился первый тост.
Нас с Кирой гуляли в знакомом до боли заведении, ресторанчике на Соколе, любимом месте отдыха и банкетов Волкова и его компании. Мне уже доводилось бывать здесь, и не раз. По-моему, это заведение принадлежало кому-то из наших бывших, по крайней мере, кормили здесь здорово, обслуживали как родных, деньги за все это требовали весьма умеренные. Как всегда, наша компания оккупировала отдельный кабинет, и веселье началось.
— Не лопни, — подтолкнул меня коленом Кира и разом проглотил целую отбивную. Мы с ним сидели во главе длинного прямоугольного стола, радостные и смущенные, прямо, как жених с невестой на свадебном пиру. После скромного тюремного рациона, обилие закусок на нем потрясало и вызывало легкий паралич. Когда паралич прошел, мы показали присутствующим, как умеют жрать у нас в СИЗО номер один.
— Все под контролем, — бодро ответил я, сооружая скромный трехэтажный бутерброд с ветчиной, карбонатом и снова ветчиной. Откусил сразу половину и едва не потерял сознание от гаммы вкусов.
— За виновников торжества! — провозгласил Берташевич и полез чокаться — Вы, вообще, пить сегодня собираетесь или как?
— А жрать кто за нас будет? — огрызнулся Кира. — Пушкин Александр Сергеевич?
— Не гони, Берта, — попросил я, — все в свое время. — Не скажу, что за время отсидки заделался трезвенником горбачевского разлива, просто почему-то поесть хотелось больше, чем выпить.
Под третий тост мы все-таки выпили, до дна и не чокаясь. Потом еще немного поели.
— Тормози! — скомандовал я и мы, откинувшись на стульях, блаженно застыли, как удавы после визита в кремлевский буфет, переводя дух и набираясь сил.
* * *
— Внимание, движение у подъезда.
— Клиент? — с надеждой спросил крепыш.
— Нет, какой-то лох с букетом.
Лифт в подъезде, как водится, не работал. Стоящий у окна хорошо слышал, как хлопнула дверь, и кто-то принялся подниматься по ступенькам. Вдобавок ко всему, этот кто-то еще и пел, тонким, почти детским голоском, немилосердно при этом фальшивя. Певун дошел до пятого этажа и поднялся еще на пролет вверх: недешево и со вкусом наряженный невысокий, можно сказать, мелкий субъект щуплого сложения. Ангелоподобное личико в обрамлении длинных, спадающих на воротник дубленки, волнистых волос. Увидав стоящего между этажами у окна, пение прекратил и тихонько прошел мимо, прижимая к груди здоровенный, стеблей на пятнадцать, букет чайных роз. Крепыш в очередной раз закурил и повернулся к окну.
— Мужик, эй мужик — вдруг пропищали сзади.
— Чего тебе? — не оборачиваясь, спросил тот.
— Мужик, ну че ты?
— Мужики в поле. — наставительно проговорил крепыш, разворачиваясь. И тут же осекся: из букета на него смотрел удлиненный глушителем ствол.
* * *
— Ну все, я домой, — Кирилл поднялся на ноги, сделал компании ручкой и, бросив прощальный взгляд в сторону осетрины, заспешил к выходу — Увидимся.
— Созвонимся завтра.
— Лучше послезавтра.
— Погоди, — Котов встал из-за стола и двинулся следом. — Сейчас тебя отвезут.
— Честно говоря, я бы немного прошелся.
— У нас так не принято. — Он приобнял бывшего арестанта за плечи. — Да и не стоит в первый день на воле дразнить судьбу. Вот я, помню… — они вышли.
Через несколько минут Саня вернулся в компании очень интересной пары: седой, слегка лысоватый мужик, лет на десять старше Волкова и… та самая дама из тира, только на сей раз без пистолетов.
— Зови просто Юрой, — представился спутник моей случайной знакомой.
— Игорь.
— Вот, значит, ты какой, — усмехнулся он и сжал руку, как плоскогубцами.
— Юлия, — представилась его спутница. Неожиданно для самого себя, я склонился и поцеловал ей руку, потому что дамам принято целовать ручки, а передо мной была именно дама.
Хмельной воздух свободы плюс сытный ужин, минус бессонная ночь (о грядущем освобождении мне сообщили только вчера) сделали свое черное дело: я осоловел и начал клевать носом.
