сил уже нет. Как же опостылели за минувшие месяцы голод, холод, запах кислого вина, косые взгляды, неудачи. А тот, который может все изменить, сейчас брызжет слюной и считает ее чудовищем. Горячая волна поднялась от груди до горла и вырвалась наружу.
— ХВАТИТ! — рявкнула Клима так, что дрогнули стаканы.
Отец умолк на полуслове, широко распахнутыми светло-карими глазами глядя в ее черные. В трактире стало тихо-тихо, замолчала даже сонная муха, бьющаяся о закрытый ставень. Клима взяла отца за руку и вывела прочь. Больше он не приходил сюда напиваться.
За остаток осени Клима не без помощи Зарина свела отца с выбранной вдовой. В первый день зимы сыграли свадьбу. Дом обрел новую хозяйку, отец — жену и приемного сына, Клима — мачеху, брата и уверенность в том, что выживет.
Старый расчет оказался верен — мачеха была добра к девочке. Но маму, конечно же, заменить никто не мог, как бы ни старался. Весной Клима заметила, что безнадежно обогнала деревенскую жизнь. Ей больше не требовалось быть взрослой, но снова стать ребенком не получалось. Клима на равных говорила с мачехой о ведении хозяйства, но когда-то веселые проделки Зарина и прочих ровесников ставили ее в тупик. Она не понимала, какая забава может быть с сорванного до поры яблока на веревочке, или с укутанного в тряпицу полена, которое зачем-то укачивают, как дитя. Клима помнила, что раньше ей это было интересно, но вернуться в то время не могла. Вскоре и разговоры взрослых стали казаться ей излишне простыми. Климе было интересно не только почем будет на рынке зерно в нынешнем году, но и с чем это связано, есть ли возможность прогноза. Мужики обсуждали повышение рекрутских наборов, кляли благородных господ и войну, а Клима пыталась понять, чем вызвана такая политика, сколько лет будет длиться война при постоянном пополнении армии, когда это пополнение иссякнет при нынешней рождаемости и ценах на зерно… Клима редко задавала вопросы, а если случалось, то самые простые, но даже на них не находилось достойного ответа.
Неизвестно, кто первым высказал идею попробовать пристроить излишне умную дочь дядьки Ченара в орденский Институт. Идея пошла гулять в народе, сначала в шутку, но все более всерьез. И вот настал день, когда об учебе с Климой заговорила мачеха.
— Нечего тебе в глуши гнить, Климка. Матушка твоя покойная тоже в Институт ездила, да не взяли, поздновато. Ей уж пятнадцать тогда сровнялось. А тебя, видать, возьмут, ты у нас и грамоте, и счету обучена, возраст подходящий. Хочешь, отцу скажу, отвезет?
— Институт — это вроде как в солдаты? — уточнила Клима.
— Нет, глупенькая. Там тебя множеству наук выучат, какие и вообразить нельзя. А потом выбор дадут: не хочешь воевать, силой не заставят. И госпожой сделают, а там, глядишь, до благородных недалеко, — мачеха искренне верила, что такую умницу непременно заметят и оценят по заслугам. Чай, умные девки на дороге не валяются.
— Хочу в Институт, — решила Клима.
Были грустные проводы, мачеха даже всплакнула, обняла падчерицу крепко и сказала, что если не понравится учеба, пусть возвращается не боясь. Клима хорошо распознавала ложь и видела, что мачеха говорит искренне. Она куда больше любила девочку, чем родной отец. Может, потому что не верила россказням про вспоротое коровье брюхо. Клима не спешила ее разубеждать. Все-таки разные слухи ходили с тех пор. Благо, у Климы хватило ума провоцировать в людях жалость, а не страх.
Зарин подарил на память венок из ландышей, который потерялся в дороге. Прощаясь, мальчик смотрел на названую сестру круглыми от восхищения глазами, а ей это сильно льстило.
Клима уехала в Институт, с блеском выдержала вступительные экзамены и с тех пор бывала дома только один раз, на каникулах после седьмого года. У нее подрастали два брата и сестра.
Село покинула не по годам взрослая девочка с болью на сердце, а вернулась уверенная в себе девушка, умная и хитрая, уже искушенная в интригах, имеющая цель в жизни и предвидящая многое наперед. Зарин таскался за Климой по пятам, и она воспринимала это как должное. Мачеха была рада ее видеть, отец сторонился сильнее прежнего. Он слишком хорошо чувствовал перемены, произошедшие с пятнадцатилетней дочерью. Клима тогда была обдой уже два года, а ее тайная организация насчитывала почти три сотни человек.
На четвертом году она нашла в библиотеке кипу документов, сумела их прочитать. И вот, ночью, одна среди пыльных книг, она сидела пораженная и смотрела, как светится зеленым кончик указательного пальца и без боли затягиваются порезы, кое-как процарапанные булавкой.
Внезапно пришло понимание: от нее теперь зависит судьба Принамкского края. И вспомнились далекие мамины слова: «Ты родилась для того, чтобы принести счастье. Всем людям на свете…»
Клима улеглась ничком на пол и горько, беззвучно заплакала. Первый раз искренне после маминой смерти. Вместе со слезами выходило старое горе, а его место занимала сила. Сила на то, чтобы прекратить войну. Чтобы люди жили счастливо.
* * *
— Мама, мама… — Клима поняла, что говорит вслух, и проснулась.
Она лежала на чердаке, бок неудобно подпирали мешки. Было светло — утро или середина дня. Немного кружилась голова, но сонливость отступила, и когда Клима попыталась сесть, ей это удалось без усилий. Рядом тут же оказалась Ристинка.
— Очнулась! И двух дней не прошло.
— Я спала двое суток?
— Нет, меньше. Прошлый день, ночь и половину сегодняшнего утра.
— Где Тенька? — Клима быстро огляделась по сторонам.
— Там, — Ристя неопределенно махнула рукой. — По Институту рыскает.
— Выля и Гера на занятиях?
— Вряд ли. Сейчас много уроков поотменяли. Тут такое бы-ыло…
— Кто-то из моих попался?
— Выля с утра забегала, говорила, что нет. Сейчас не знаю. Но твои прихлебатели такую бурю устроили, ведским отродьям и не снилось!
— Что они натворили? — обда уже стояла на ногах. Одернула одежду, пятерней пригладила волосы.
— Понаписали на стенах всякой чуши. Якобы Принамкский край един, его истинная правительница вернулась и тому подобное.
— Чья идея? — голос Климы не предвещал ничего хорошего.
— Откуда я знаю? — свысока бросила Ристинка. — Мне не докладывают.
— Надеюсь, личность «истинной правительницы» не обнародовали?
— А смерч их разберет, — бывшая благородная госпожа демонстративно отвернулась к окну.
Клима процедила сквозь зубы что-то нехорошее и быстрым деловитым шагом покинула чердак.
Первым делом она забежала в туалетную комнату и тщательно оглядела себя в зеркало. Зрелище выходило неутешительным. Под глазами круги, одежда мятая, волосы торчком, на щеке отпечаталась грубая ткань мешка. Клима умылась и поспешила в спальню за запасным комплектом формы. Она старалась избегать
