наращивает темп и ему абсолютно похуй, что я при этом задыхаюсь. И мне тоже похуй, если честно. Цепляюсь за него. Впиваюсь ногтями в затылок. Подставляю себя, изгибаясь максимально. Нежно скольжу языком по его.
Его взрывает с грязным:
— С-с-сука…
Член пульсирует внутри. В мою шею упирается лоб. Я чувствую, как меня сушит. Он сглатывает — значит, его тоже.
Вслед за бурей наступает опустошенный штиль. Вместе с ним — нежность.
Слава целует в шею, проезжается рукой по спине и отступает. Поправляет свою одежду и помогает мне развернуться, целует в губы. Гладит запястья. Смотрит в глаза.
— Ты больше любишь секс или минет? — Поглупевший мозг провоцирует меня задать идиотский вопрос, над которым мой судья не смеется.
— Я люблю в тебя кончать.
Его пошлая искренность будит бабочек, получивших слишком яркий и интенсивный эротический передоз. Они щекочут изнутри, я обнимаю его за шею и тону в родном запахе.
Благодарна без слов за то, что поднимает на руки и несет в спальню.
Сил вдруг оказывается в обрез.
На душ тоже.
Он сам снимает с меня туфли. С себя — рубашку. Ложится рядом, я забрасываю на него ногу. Обнимаю. Прижимаюсь губами к солоноватой коже и заново в перемотке переживаю этот вечер.
Если бы была возможность еще раз решать: идти или нет, я бы, наверное, сходила. Интересно, а он?
* * *
Мы приходим в себя долго. Не меньше получаса просто валяемся, практически не шевелясь. Говорим минимально. Дышим и то так, чтобы не израсходовать себя в ноль.
Если бы не жажда — я уверена, что так и заснула бы, но Слава встает за водой, дальше — уходит в душ. Я стону. Пускаю нехотя.
Понятия не имею, откуда нахожу в себе силы сходить после него. Единственный действительно стоящий аргумент: это мысль о том, что макияж, скорее всего, поплыл и выгляжу я ужасно.
После душа мы снова заваливаемся уже в расстеленную Славой кровать. По ощущениям: очень хочется спать, но сон не идет.
Слава углублен в себя. Гладит мою спину, перебирает волосы. Я внимательно засекаю его неспешные вдохи. Мы кажемся уставшей, удовлетворенной и успокоившейся парой. Но реальность чуть другая.
Я уверена, внутри нас происходит одно и то же: мы ждем, что первым спросит другой, тем самым легализировав право задать встречный вопрос.
Очередной Славин вдох звучит громче. Длится дольше. Пресс под моими пальцами напрягается. Он готовится встать, а меня кроет паника.
Я прошу:
— Не уходи, — и давлю обратно в кровать.
— Покурить хочу, Юль.
— Тут кури, — я запрокидываю голову и сама уже не знаю: сейчас прошу или приказываю. Остаюсь серьезной. Он постепенно тоже таким становится. Кивает на балкон:
— Пепельница там.
— Я принесу.
Его согласия не жду. Сбрасываю одеяло. Чтобы не обходить кровать — сначала перебрасываю ногу через него. Оседлав — целую в губы. И сбегаю на балкон голышом.
Холодный плитчатый пол обжигает стопы. Я нахожу пепельницу, сигареты с зажигалкой, и возвращаюсь со всем этим уже на носочках.
Ставлю на пол у кровати. Складываю руки в молитвенном жесте и, выражая покорность всех в мире гейш, благодарю господина за возможность ему служить.
— У вас лучшая помощница, ваша честь. Всегда на подхвате. Не сомневайтесь.
Бросаю дерзкий взгляд из-под покорно полуопущенных ресниц. Наслаждаюсь его реакцией. Ему нравится.
— Уговорила. Зарплату повышу.
— Слава!!! — Он ловит меня в свою же ловушку. Я снова забираюсь сверху и бью в грудь. Во второй раз ударить он уже не дает. Перехватывает руки, сжимает запястья и тянет на себя.
Падаю. Всё еще чувствительные соски и ареолы царапают жесткие волоски на мужской груди. Губы щекочет дыхание. Через ткань разделяющего нас одеяло я снова чувствую эрекцию.
— Спасибо, Юля. — Он благодарит серьезно. Я тут же успокаиваюсь. Целую и шепчу искреннее:
— Не за что.
Остаюсь отдыхать на его груди, когда он тянется за сигаретой. Мои глаза закрыты, но я слышу, как щелкает зажигалкой. Чувствую запах дыма.
Мы ведем себя неправильно, это понятно. Не хотелось бы, чтобы спальня пропахлась, но отпустить его даже на балкон кажется мне чем-то ужасным.
Я снова прислушиваюсь к его дыханию, которое теперь еще и покачивает меня на идеальных волнах вздымающейся грудной клетки. Снова не против была бы заснуть, но…
Устала ждать вопроса. И свой не задать не могу.
— Аркадий сказал, что только я создаю вашим врагам чувство контроля. И это бесценно.
Пересказываю, и пытаюсь еще раз осознать, какие чувства испытываю. Гордость? Нет. Ответственность? Пожалуй, да. Огромную.
Первая Славина реакция — молчание. Оно затягивается. Я даже не выдерживаю: приподнимаюсь на ладонях и смотрю в лицо.
Его рука с сигаретой опущена. Невостребованный дымок испепеляет ее до слетающего вниз пепла. Взгляд остекленел. Черты резче, чем когда просто счастлив. Просто улыбается.
Привлекаю его внимание своевольным:
— Дашь мне?
Карие глаза фокусируются на моем лице. Брови немного съезжаются.
— Что?
— Затянуться хочу.
— Ты курила?
Мотаю головой.
— Тогда осторожно. Чуть-чуть.
Я киваю и беру из его рук сигарету. Я правда никогда не курила. Может быть в школе пару затяжек. Уже не помню. А сейчас делаю и кажется, что давлюсь дымом. Отдаю сигарету, закашливаюсь, упираясь лбом в грудь.
— Боже, какая гадость, — отдышавшись, поднимаю голову и качаю ей. Тарнавский мое бесценное мнение, конечно же, игнорирует.
Тянет к своим губам и затягивается куда более продуманно.
— Я же сказал: осторожно.
— Дай еще…
Требую, но он и не думает повторять эксперимент. Качает головой и уводит сигарету обратно к пепельнице. Струшивает.
— Попробовала и хватит.
Его приказная забота одновременно трогает и возмущает. Даже не знаю, что больше. Но я разговариваюсь и оживаю.
— А что от тебя хотела Кристина?
Задав вопрос, получаю моментально переключившийся со стен на мое лицо взгляд. Острота черт мне не показалась. Для него сегодняшний вечер — стресс. И из него еще не вышло.
— Не поверишь, сигарету.
Ты прав, не верю. Не рву контакт взглядов и даже не смаргиваю. Я могу быть до чертиков просветленной, но мне все равно важно знать.
Он это понимает. Вздыхает.
— Ничего важного, Юля. Возможно, видела, что ты смотришь. Вот и решила…
— Возможно.
Слежу за тем, как он снова тянет сигарету к губам. Это уже какая за вечер?
Мне тоже хочется сказать ему "хватит", но дело в том, что мы слушаемся друг друга не во всем.
— Слав… — зову его, переживая нахлынувший как-то вдруг приступ хандры. Он смотрит в ответ спокойно, но ни черта не успокаивающе. Кажется, его просто кроет чаще и держит дольше, чем
