поторопил их Прохорыч.
– Вась, это не дачный поселок, это какая-то берендеева деревня, нам батя в детстве про такую книжку читал, – шепнул Иван жене.
Василиса, прижимая к груди котенка, улыбнулась ему и пожала плечами, сама не понимая, что происходит.
Через полчаса они вышли за пределы дач и оказались на грунтовой дороге, ведущей в сторону нескольких домов, стоящих на небольшой возвышенности.
– Дадено, – проинформировал их Прохорыч, – пошли, до дому доведу.
Они подошли к старому бревенчатому дому, окруженному невысоким частоколом. У калитки Прохорыч остановился и сказал:
– Дальше сами. Все, что мне положено было, я вам обсказал, дальше Прокл с Праскавеей вас просветят, если сговоритесь. Бывайте здоровы.
Мужичок повернулся и быстро зашагал обратно в поселок.
– Что-то боязно мне, Ванечка, – тихо сказала Василиса, – и тихо здесь как-то, есть ли люди тут?
– С людьми потом разберемся, давай сначала в дом попадем. Там же какие-то Прокл с Праскавеей должны быть. Вот у них все и спросим, – успокоил жену Ваня и решительно открыл калитку.
Пройдя по поросшей травой тропинке мимо высокого старого дуба, они оказались у широкого крыльца. На его ступеньке сидел белый кот и слезящимися полуслепыми глазами внимательно смотрел на них.
Котенок стал вырываться из рук Василисы, и она его отпустила. Мелкий подбежал к старому коту, потерся об него, тихо мяукнул. Кот медленно поднялся на четыре лапы, подошел к двери в дом, котенок вприпрыжку последовал за ним. Оба обернулись на молодых, ожидая, когда те откроют дверь.
Дверь была не заперта. Коты прошли в дом с видом хозяев, люди двинулись осторожно, оглядываясь по сторонам. Ничего странного в обстановке дома не было. Диван, стол, два кресла, кровать с лоскутным одеялом и щедро взбитыми подушками.
Единственное, что удивило Василису: в доме было чисто, очень чисто, ни пылинки, ни грязинки.
Вдруг у Василисы закружилась голова, пошатнувшись, она оперлась на Ивана.
– Солнце мое, что с тобой? Плохо? Скорую вызвать? – растревожился за жену Иван.
– Я просто устала, дай на диване посижу, – погладив мужа по руке, ответила Василиса.
Иван усадил жену, а сам пошел осматривать дом.
– Представляешь, тут нет плиты, только печка. Интересно, свет хоть есть? – сообщил Иван, щелкнув выключателем. Под потолком зажглась маленькая люстра.
– Ну, хоть так, – констатировал Ваня, – вот только никакого Прокла и никакой Праскавеи я тут не вижу.
– Ванечка, нам надо здесь остаться на ночь, очень надо, – тихо, но уверенно попросила девушка.
– Ладно, только я тогда в магазин схожу, чего покушать да попить куплю, здесь же нет ничего, – уже ничему не удивляясь, согласился парень.
Когда он ушел, Василиса, словно ведомая за руку, поднялась, вышла в сад и подошла к старому дубу. Среди его ветвей послышался какой-то шорох, потом старческое кряхтенье, и раздался голос:
– Глянь, Пр-р-р-раскавея, вот она, молодая хозяйка.
– Да подвинься ты, стар-р-рый, не видно ж ничего.
В ветках снова что-то зашевелилось, зашуршало. Василиса стояла, замерев и почти не дыша. Сначала она подумала, что у нее слуховые галлюцинации, потом подняла голову и рассмотрела среди ветвей что-то большое и черное.
– Ага, вижу. До чего ж на Пелагею похожа. Ладно, чего смотр-р-реть, пошли знакомиться.
К ногам Василисы, шумно хлопая крыльями, опустились два ворона. Огромные, черные, с побелевшими кончиками перьев вокруг клюва, они предстали перед Василисой, как сказочные герои.
– Пр-р-рокл, – шаркнув лапой по траве, представился один из них.
– Пр-р-р-раскавея, – наклонив голову, сказал второй, вернее вторая.
Вороны поведали Василисе о том, как ее родители погибли в подстроенной автокатастрофе, как врачи успели спасти еще не родившегося ребенка у умиравшей матери, как бабка Пелагея скрыла младенца от врагов рода.
Молодая женщина не могла поверить во все рассказанное, но, взглянув на говорящих птиц, просто приняла все как неизбежную истину…
Когда Иван вернулся из магазина и зашел во двор, перед ним предстала такая картина: на ступеньках крыльца сидит жена, рядом с ней явно подросший котенок, а перед ними расхаживает огромный черный ворон и что-то говорит. Второй ворон стоит в сторонке и иногда поправляет говорящего.
– Ер-р-рофей малой еще, с ним постр-р-р-роже, чтоб не сильно силу свою выказывал. Иван пусть следит, ты по хозяйству. С дочкой Пр-р-р-рася поможет, – наставлял Прокл молодую хозяйку.
– Сам ты Пр-р-рокля, гад такой! Просила же не ковер-р-р-ркать имя мое, мне его сама Вер-р-р-рея дала…
Заметив Ивана, птицы замолчали.
– Вот, Ванечка, это Прокл, это Праскавея, – рукой показывая на птиц, сказала Василиса, – а это – Ерофей-хранитель, – погладила она по голове котенка…
Ночью, лежа в постели, супруги перешептывались, обсуждая все, что с ними произошло за этот день.
– Я всегда знал, что ты у меня особенная, но чтоб настолько… Вороны говорящие, кот в барса белого обращающийся…
– Скатерть-самобранка, ковер-самолет, шапка-невидимка… – хихикнула Василиса.
– Что-о, и это тоже?! – чуть ли не крикнул Иван.
– Да тише ты, шучу, этого пока еще не предлагали, – снова захихикала жена.
– А вот Прокл обещал мне клад показать, чтоб обжились мы тут основательно, – сообщил муж.
– Ага, а Праскавея сказала, что у нас дочка будет, с даром. Она мне поможет в воспитании, – добавила жена.
Они лежали донельзя счастливые, не верившие в сказку, но поверившие в чудо. А где-то там, из высей заоблачных, смотрели на них даденовские пращуры и улыбались.
Хотите – верьте, хотите – нет, но живы на Руси древние роды. Именно они берегут ее от черной зависти, подлой клеветы, брызгающей слюной ненависти.
Архан
Ласточкиными гнездами рассыпаны по горам Кавказа большие и малые селения. Жизнь в них веками течет размеренно, без суеты. Веками гонят по склонам пастухи бесчисленные стада овец. Рядом с ними их верные помощники – пастушьи собаки…
Ранним утром старый Архан лежал у порога дома, ожидая, когда выйдет хозяин. Середина мая – пора выгона овец на горные пастбища. Его ждет работа, которую он любил.
Во двор вышел мужчина в чабанской бурке, подошел к Архану, пес стал подниматься.
– Лежи, лежи, Архан. Прости, но твоя работа теперь – дом охранять.
Он потрепал мозолистой рукой Архана за ухом, посмотрел в подслеповатые глаза старого пса, вздохнул и быстрым шагом ушел со двора.
Приказ хозяина – закон. Архан лежал у порога, слышал далекий лай собак и команды пастухов, по его телу пробегала волна нетерпения. Хотелось подняться, побежать, гнать глупых овец, вечно пытающихся куда-то сбежать.
Глаза его почти не видели, но он чуял все их движения, слышал жалобное блеяние дурного молодняка. Там, в горах, рядом с хозяином и стадом, была вся его жизнь…
Пробежал май, легкой походкой пришел июнь. В гости к Самире приехал из города брат с племянницей. Архан радостно встретил их, виляя пышным хвостом и улыбаясь во всю пасть.
– Жив еще, бродяга, скрипишь, – поздоровался с ним Карим.
Из дома выбежала худенькая женщина, радостно воскликнула:
– Карим, братик! Как же так, ничего не сказал, я ж не готовила ничего, – корила она брата. – Айша, хоть бы ты намекнула тете, – обняла она смеющуюся девочку лет девяти.
– Я ему говорила, тетя Самира, а он
