тщедушный Толик смотрелся несколько комично, но когда взял медиатор и сыграл быстрым переменным штрихом какую-то незнакомую народную композицию, я понял, что у нас отныне есть басист.
— Да, это не балалаечка, конечно, — протянул он.
— Это круче, — засмеялся я.
Девочки тоже сменили первоначальный скепсис на милость.
— Ты же из седьмого «а», да? — робко спросила Света.
— Ага, — запустив пятерню в вихры, ответил Толик.
— А музыкалку чего бросил? — спросила Варя.
— Да ну её в баню, скукотища, — ответил Толик.
— Давайте уже играть! — нетерпеливо воскликнула Катя.
— Толик! Можешь подглядывать, что Света играет, и за ней повторять, понял? — сказал я.
— Понял! — откликнулся пионер.
Заиграли «Одного в темноте». Толик сначала немного тупил, но потом освоил основные риффы и больше по нотам не промахивался. Ритмический рисунок там и вовсе был элементарный, а темп медленный, так что ритм-секция особо и не напрягалась. Упор я в этой песне делал на пение и мелодичные соло-партии.
Когда в миксе наконец зазвучал бас, вся песня начала восприниматься совершенно иначе. Более полной, целостной, яркой. Живой. В этом весь секрет баса, в миксе он почти незаметен, но без него никак.
— Огонь! — воскликнул я, когда мы доиграли.
— А прикольно, — хмыкнул Толик. — Я думал, вы тут так, фигню всякую играете.
— Сам ты фигня, — обиделась Катя.
— На концерте-то не был? — спросила Варя.
— Не, я болел, — сказал Толик. — Так-то я на балалайке выступать должен был тоже.
— Понятно. Сейчас-то не болеешь? — спросил я.
Толик шмыгнул носом.
— Нет, сейчас уже нет, — сказал он.
— Смотри, перед конкурсом не вздумай заболеть, — пригрозила Катя.
— Да я чё, спецом что ли… — буркнул он.
Да, неловко получится.
— Давайте вторую попробуем, — предложил я. — Толик, тут показывать надо, смотри…
Я продемонстрировал ему басовую партию, сыграв её на гитаре. Толик тут же её повторил, не без ошибок, но суть выхватил быстро.
Катя дала счёт, немного быстрее обычного, и мы почесали вперёд, источая подлинную злобу из колонок. Мне нравилось думать, что это первая в Союзе трэш-металлическая песня, по-настоящему тяжёлая, и с бас-гитарой она зазвучала ещё тяжелее. Жаль, нет ещё одной педали перегруза или овердрайва, перегруженный бас был бы очень кстати. И спаять не выйдет, только если очень долго искать комплектующие. До конкурса не успеть.
— Ха-ха! Мирный атом в каждый дом! Ну вы даёте! — расхохотался Толик, едва мы доиграли.
— Да вроде песня как песня… — пробормотала Варя.
— Не, всё круто! — махнул рукой пионер. — А ещё есть такое?
— Мы ещё «Каскадёров» разучиваем. Я, кстати, текст принесла, Саш, держи, — Света протянула мне сложенный вчетверо тетрадный листочек.
— Вроде тоже песня неплохая… — пробормотал Толик.
Я вчитывался в пляшущие рукописные строчки. Незамысловатый текст, но довольно неплохо запоминающийся.
— Спасибо, Светик. Где взяла? — спросил я.
— По радио передавали. Я и записала быстренько, — улыбнулась она.
— Молодчина, Света, — похвалила её Варя. — Может, и их сыграем?
— Показывайте, — с готовностью отозвался Толик.
Мы заражали друг друга энтузиазмом, работая над песнями по несколько часов кряду, оттачивая своё мастерство и занимаясь тем, что каждый из нас искренне любил, музыкой. Все проблемы и невзгоды сразу отступали на второй план, всё плохое забывалось. За это я и любил наши репетиции.
Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Прогнали все песни ещё по одному разу, и Катя, как обычно, взмокшая после игры на барабанах, запросилась домой.
— Ребят, мне домой бежать пора, — сказала она.
— Значит, закругляемся. Без барабанов особо не поиграешь, — сказал я. — Толик, ты как? Готов с нами играть?
— Всегда готов! — шутливо воскликнул пионер, убирая бас обратно в клетчатый чехол. — Мне нравится. Не балалайка, конечно, но тоже круто!
— Отлично, — сказал я. — Завтра после шестого урока приходи опять.
— Завтра у меня кружок авиамоделирования, не могу, — сказал Толик.
— Ладно, завтра без тебя… Послезавтра? — протянул я.
— Послезавтра в художку, — сказал он.
— В четверг? — спросил я.
— В четверг можно, — закивал Толик. — Виктор Борисыч всё равно болеет пока.
— Кто? — не понял я.
— Тренер. По плаванию, — сказал Толик.
— Ясно… В четверг, значит, приходи, будем отрабатывать материал, — сказал я.
— Договорились! — улыбнулся он, махнул всем рукой на прощание и вышел.
С девочками мы, как обычно, вышли все вместе. Прошлись по двору школы, остановились у калитки. С тополей, росших вдоль сетчатого железного забора, уже почти облетела листва, голые ветви качались на ветру. Старшеклассники гоняли мячик, играя в одно касание, неподалёку от них высилась груда портфелей. Я почувствовал чей-то пристальный взгляд и внимательно посмотрел на них, но не заметил ничего стоящего внимания.
— … а у Любочки туфли видела какие? Чешские! — донёсся до меня обрывок девичьего трёпа, который я обычно пропускал мимо ушей.
— Не-а, чё-т не обратила внимания…
— Классные такие!
Я вновь погрузился в собственные мысли, полностью выпадая из разговора. Меня немного тревожило грядущее прослушивание у Кобры. Без него нас до конкурса не допустят, а с ним, возможно, зарубят весь репертуар к чертям собачьим. Я подумывал схитрить, сыграть Кобре одно, а на конкурсе сыграть другое, но это тоже чревато большими проблемами в будущём. Как минимум, путь на официальные мероприятия для нас будет закрыт. Как максимум, наш вокально-инструментальный ансамбль будет распущен.
— Ну, ребят, я побежала! — воскликнула Катя.
— Пока, Кать! —
