со скрипом открывается за моей спиной.
— Вон, — приказывает холодный голос, и по моему позвоночнику пробегает дрожь.
Линдси быстро оглядывается на меня, и ее удивленное выражение сменяется чем-то средним между нервным и извиняющимся, когда я застываю. Но она делает то, что ей велено, забирает свою миску и через мгновение выскальзывает из комнаты.
Лед застывает в моих венах при приближении мягких шагов, а затем пальцы нежно проводят по шелковому плечу халата до локтя, затем по голой коже нижней руки. Этого достаточно, чтобы ткань снова соскользнула вниз, обнажив мою грудь в корсете со стразами.
— Я искал тебя, — говорит Винни, опускаясь в кресло, которое только что освободила Линдси, встречаясь со мной холодным взглядом голубых глаз.
— Я работаю, — говорю я, желая, чтобы он вспомнил, что не должен беспокоить меня на работе. Закутавшись в халат, я пытаюсь застегнуть его получше, чтобы не испачкать жиром от бургера.
— У тебя перерыв, — возражает он. — Это значит, что у нас есть немного… свободного времени.
Взглянув на часы, я пожалела, что мой обеденный перерыв не закончился.
— Десять минут, — заявляю я. — И мне действительно нужно закончить есть.
Хотя у меня совсем пропал аппетит, я делаю еще один большой, небрежный укус, проливая горчицу на подбородок, надеясь, что от этого зрелища он захочет уйти.
— Ммм, — вместо этого благодарно стонет он, пожирая глазами мое лицо. — Не могу дождаться, когда этот милый маленький ротик наполнится чем-то моим.
Наклонившись вперед, он тянется через все пространство, чтобы большим пальцем смахнуть горчицу с моего подбородка. Меня чуть не стошнило, когда он высосал палец дочиста и издал еще один одобрительный звук. Бросив бургер на тарелку, я хватаю салфетку и вытираю руки и лицо. Я не могу больше есть, когда он здесь, и я определенно не хочу оставлять ничего, что он мог бы попытаться съесть с меня.
Бросив салфетку, я начинаю вставать.
— Прости, я просто вспомнила, что мне нужно кое-что сделать, прежде чем…
— Не так быстро, ангел, — настаивает Винни, поднимаясь из-за стола вместе со мной и хватая меня за запястье, прежде чем я успеваю поднять свою тарелку. — Уверен, ты сможешь уделить несколько минут своему жениху, а? Кроме того, теперь, когда мы помолвлены, я сомневаюсь, что мой кузен поднимет шум, если застанет тебя со мной.
Он притягивает меня к себе, обхватывая рукой мою талию, пока наши бедра не оказываются прижатыми друг к другу. Я чувствую, как его желание сильно прижимается ко мне, напоминая о том, для чего он здесь на самом деле. По моей шее и плечам пробегают мурашки, и я с трудом сглатываю, откидываясь назад, так далеко от него, как только могу.
Его одеколон пахнет дорого и так, будто он нанес его слишком много. От этого приторного аромата у меня почти кружится голова, а губы разъезжаются, когда я отчаянно пытаюсь втянуть свежий воздух.
Я впервые была так близко к нему, если не считать той ночи, когда он шлепнул меня по заднице. Но в ту ночь Глеб оказался сверху так быстро, что я не успела толком осознать прикосновения Винни. Теперь это мучительно отталкивает, его жадные руки заставляют мое сердце колотиться, хотя в этот раз он почти не стесняется своих приставаний, потому что он не лапает мою грудь, как говорят его глаза, и его рука остается на небольшой части моей спины, а не хватает меня за задницу.
Он глубоко вдыхает, его похотливый взгляд снова поднимается от моего декольте к горлу, губам, затем снова к глазам.
— Ты просто самый вкусный маленький лакомый кусочек, который я, кажется, когда-либо видел. Я с нетерпением жду нашей брачной ночи, — пробормотал он, наклоняясь ближе и, кажется, не замечая моего отвращения. — Мы должны сделать это быстро, потому что я готов сделать тебя своей во всех отношениях, — рычит он, его эрекция все сильнее впивается в меня.
Воздух покидает мои легкие, и я, прижимаясь к его груди и осторожно высвобождаясь из его хватки, пытаюсь сделать вдох. Как, черт возьми, мне выпутаться из этой ситуации? Могу ли я просто сказать ему, что не хочу проходить через это? Что я не хочу выходить за него замуж? Не представляю, как он это воспримет, а ведь сейчас я с ним наедине.
— Я наблюдал за тобой, Мелоди, с того самого момента, как впервые увидел тебя, и понял, когда ты начала танцевать для меня, что ты тоже это чувствуешь. Это влечение. Ты знаешь, как свести меня с ума. Боже, я хочу делать с тобой всякие грязные вещи.
— Но мы не можем, — настаиваю я, задыхаясь. — Только если мы не поженимся.
— Я знаю, знаю, — мурлычет он, его голубые глаза сверкают. — Я не против, если тебе нравится играть в недотрогу. На самом деле мне даже нравится погоня. Это сделает наш первый раз гораздо более приятным. — Он снова подходит ближе, но на этот раз не хватает меня.
Вместо этого он кладет один палец под мой подбородок и наклоняет мое лицо вверх, словно намереваясь поцеловать меня.
— Тебе не кажется, что мы слишком торопимся? — Задыхаясь, спрашиваю я, хватаясь за его палец и убирая его, когда делаю шаг назад к двери.
Он хмыкает, следуя за мной.
— Я люблю быстро, — мрачно обещает он.
Сердце вздрагивает, но я продолжаю медленно, уверенно отступать, как это делают со змеей, готовой нанести удар.
— Но не стоит ли нам потратить время на то, чтобы узнать друг друга получше? В смысле, что, если ты обнаружишь, что-то, что тебе во мне не понравится?
Глаза Винни снова пробежались по моему телу, и смысл сказанного стал ясен как день.
— Что именно не понравится?
— Ну, у меня есть дочь, — признаюсь я. — И ради нее я бы хотела не спешить.
Его брови удивленно изгибаются, а шаги на мгновение замедляются. Во мне просыпается упреждающее облегчение. Может быть, осознание того, что я мать-одиночка, отпугнет его. В голове всплывает воспоминание о Глебе, о его задумчивом взгляде, когда я рассказала ему о Габби прошлой ночью. Мы можем взять ее с собой, — сказал он с такой уверенностью. У него даже не возникло вопроса.
— Значит, ты хочешь подождать до свадьбы, но ты не девственница? — Спросил Винни, его глаза опасно потемнели. — А раньше ты была замужем?
— Нет. Вот почему я хочу подождать до… — говорю я, придумывая слова на ходу, пока ищу любой способ его задержать. — И почему я хочу не спешить.
— Хм… — Его лицо переходит в созерцательную нерешительность. — Это не будет проблемой, — заявляет он
