ведь полчаса назад разговаривали. Ты сказал, что выходишь с работы.
— Магическое волшебство — хвастливо заявляет он.
— А если поподробнее? — Интересуюсь расцепляя руки и продолжая улыбаться, как идиотка. Меня буквально распирает от радости. Ничего не могу с собой поделать.
— Да нечего рассказывать. Я ещё утром договорился с твоим отцом, попросив его собрать все твои шмотки и прочие женские безделушки. Моя задача заключалась в том, чтобы заехать, закинуть в багажник сумку и доставить до нужного адреса. Пустяки.
— Пустяки? — Перехожу я на фальцет, едва не прыгая на месте, как обезьянка. — Да это же…это же… Спасибо, Лёша — в сердцах благодарю друга, замечая, как на щетинистых скулах выступает легкий, почти незаметный румянец смущения. Это выглядит очень мило, учитывая тот факт, что Лёша и смущение тоже самое, что небо и земля. Между ними сотни километров. — Даже не знаю, как теперь тебя благодарить.
— Господи, Васёк — Соколов возвел глаза к потолку, проведя по лицу ладонью. — Это всего лишь твои вещи, а не мешок долларов.
— Дело ведь не в тряпках.
— Знаю.
Скинув с ног кеды, он взял в руки сумку, которая упала на пол, как только я налетела торпедой на него, и молча отправился в нашу в комнату. Я хвостом поплелась следом, благоухая, как майский цветок. Весь день мои мысли так или иначе возвращались в квартиру родителей. Было ясно, что не сегодня, так завтра мне придется туда поехать и встретится лицом к лицу с матерью. Видеть которую я пока не готова. И Лёша, сам того не ведая, сотворил для меня праздник. Сохранил нервы, хорошее настроение и улыбку на сегодняшний вечер. Он необыкновенный человек. Не пустоголовый придурок, как я когда-то о нём думала. Лёша заботливый, мужественный, добрый, умный. Он самый лучших из всех, кого я встречала на своём пути. Он моя поддержка, моя «подружка» готовая выслушать всё дерьмо, что скопилось в душе. Тот, кто скажет правду в лицо, но сделает так, что я не буду ощущать обиду. Да, у нас случаются недопонимания, но они меркнут на фоне совершенных поступков. Я словно крылья обретаю благодаря Лёшке. И не смотря на трудности жизни, даже не думаю опускать руки и сдаваться.
Поставив сумку рядом с кроватью, Соколов подошел к шкафу, распахнул дверцы и достал оттуда чистые вещи.
— Я сейчас быстро в душ сгоняю — объяснился он, выходя из спальни. А я, чтобы не терять время, вернулась на кухню. Пока нарезала хлеб и вынимала из холодильника не блещущие шедевром салаты, появился Лёша. Влажные после водных процедур волосы вздымались вверх, словно колючки, а по спортивному голому, между прочим, торсу стекали капельки воды. Я даже рот от неожиданности раскрыла, но так же быстро захлопнула, дабы не выглядеть в глазах Соколова очередной дурочкой, пускающей на него слюни.
— Что-то не так? — Спросил Лёша, когда мои гляделки слегка подзатянулись.
— Эээ, нет — растерянно моргнув, я поспешно отвернулась, продолжая выставлять на стол тарелки — Садись. Сейчас ужинать будем.
По скрипу я поняла, что друг расположился на стул, но смотреть на него категорически отказывалась. Даже краем глаза. Подойдя к духовке, вынула противень, затем достала из верхней полки шкафа две тарелки черного оттенка и принялась накладывать лазанью. Лёше положила двойную порцию, себе — четвертинку. Аппетита как такового не было.
— Вот — я поставила перед Соколовым ароматное блюдо и, взяв свою порцию, села напротив.
— Вы меня балуете, мисс. — Присвистнул друг, в нетерпении потирая руки.
— Ешь давай, пока не остыло, — с улыбкой скомандовала я, потянувшись за хлебом. Взяла сразу два кусочка. Один из которых положила на тарелку Лёши.
— Ты похожа на сварливую жену — вздохнул он, нанизывая на вилку кусочек лазаньи.
— Это я ещё даже не старалась — отшутилась я, уткнувшись в свою тарелку.
После ужина Лешка великодушно разрешил мне пойти в комнату, сказав, что сам всё помоет и приберет. Спорить я, конечно же, не стала. Довольно развалилась в кровати и, пока на кухне гремела посуда и шумела вода, набрала отцу.
— Василисочка — тихим шепотом ответил папа после, кажется, уже второго гудка. — Как ты, моя дорогая?
— Нормально — так же тихо ответила я. Мне было радостно слышать родной голос. Пусть мы и виделись буквально вчера утром, по ощущениям прошла вечность. — Ты как? Как дома? — Под этим вопросом, естественно подразумевалось настроение матери, и папа в точности уловил мой посыл. В трубке послышались шаги, скрип двери. Вероятней всего, он вошел в ванную комнату. И только после этого последовал ответ все тем же тихим тоном:
— Ну как — вздохнул отец — Сама же знаешь, Лидочка через чур импульсивная. Ходит ворчит, на тебя ругается. Лешку последним словом упоминает. Поговорить вам нужно, Вась..
— Нет, пап! — Воскликнула я — Не хочу! Пусть дальше своим Филатовым поклоняется и ручки целует. Я — пас.
— Такая же упрямая, как мать. — Цокнул отец. И если раньше меня подобное заявление забавляло, то в данном случае хотелось закрыть уши, чтобы не слышать этот бред.
— Ошибаешься — выплюнула холодно, практически рыча от взбунтовавшейся внутри злости — Мы абсолютно разные.
— Ладно, не злись, цветочек. И не раскисай. Всё наладится, вот увидишь. Я на днях зайду в кафе, чайку попьем. Не против?
— Тебя я всегда рада видеть. Только, пожалуйста, не вздумай тащить за собой мать. Мне нужно время.
— Ей тоже, дорогая. Как тебе в холостяцкой берлоге? — Резко сменил он тему — Лёшка не обижает? Скажи, что я ему вырву кое что в случае чего.
— Папааа — Я расхохоталась, забавляясь папиным грозным пыхтением и воинственным тоном. — Кто кого ещё обидит.
— Вот. Это правильно. Но на всякий случай уточни, что у меня в сейфе лежит ружье.
— Обязательно.
— И ещё. Если деньги или помощь какая понадобиться, сразу звони мне. Поняла?
— Поняла пап. Спасибо. Люблю тебя.
— И я тебя люблю, цветочек. Ладно, мне нужно бежать, пока Лидочка не спохватилось.
Распрощавшись с отцом, я отложила телефон на тумбу и, прикрыв глаза, слушала завывания друга, доносящееся из кухни. На удивление, его гнусавое пение,