Немного прополз и оказался возле форлюка, ведущего в подшкиперскую, которая используется для хранения парусов и какого-нибудь такелажа. Люк, наконец, поддался его замерзшим рукам, и он соскользнул вниз. Здесь, в подшкиперской, и дверь имеется. Впрочем, Кид Иванович не спешил наружу – яхта как раз поднимала якорь и верно стала удаляться от берега.
Здесь было более-менее тепло, решимость на время оставила Кида Ивановича, и он даже прикорнул от изнеможения возле двери. На какой-то непонятный промежуток времени. А проснулся перед тем, как кто-то вошел. Крепкий мужичок вошел, в матросской робе, может, за какой-то снастью. Кид Иванович, вовремя сдвинувшись в сторону, поставил правую руку на пути вошедшего, на уровне его горла. Затем, схватив левой рукой крепыша за темя, шмякнул его головой об дверной косяк. Но бычара чертов не хочет отключаться. Даже собирается отыграться и, вместо того, чтобы трусливо заорать, норовит нокаутировать Пятницкого ударом в челюсть. Задевает ухо – пребольно, прямо скажем. Затем пару раз лупит Пятницкого в лицо, рассекает губу и подбивает глаз. Тогда Кид Иванович – в тесноте и в обиде – заталкивает противника плечом под кницу, где дорабатывает локтем под дых, ребром ладони по шее и тылом ладони по физиономии, после чего матрос теряет свирепость и обмякает.
Пятницкому хотелось позаимствовать у матроса робу, но размер не тот, так что остается забрать у него лишь французскую бескозырку с помпоном. Затем надо связать пленного с помощью удачно вспомнившегося морского узла и затолкать ему в рот свой использованный носовой платок, размером в квадратный метр, чтобы издавал лишь тихое мычание.
И вот Пятницкий, тихонько прошмыгнув, насколько было возможно при его размерах, до гальюна – пора сходить по-маленькому, сталкивается на его пороге с еще одним типом. Тот больше похож не на матроса, а на братка, но тоже шкаф. Бескозыркой с помпоном его не обманешь, надо спешно вырубать. Кид Иванович своим весом бросает братка обратно, на унитаз и, схватив за чуб, прикладывает затылком к бачку, который, не выдержав, раскалывается. Затем, протянув голову противника за чуб вперед, Пятницкий повторяет процедуру, на этот раз с помощью захлопывающейся двери гальюна. И для этого члена команды наступает антракт.
Пятницкий поворачивается назад и сталкивается с еще одним. Тощий длинный субъект, внешне вроде бухгалтера; рот, как гузка, свернут в трубочку, готов для крика, глаза – круглые, что пуговицы.
Чтоб субъект не закричал, Кид Иванович заталкивает ему в рот бескозырку с помпоном. Но бухгалтер ухитряется выплюнуть импровизированный кляп. Тогда находчивый Пятницкий всыпает ему в рот горсть монет из сбережений, хранившихся в кармане пальто-халата. Бухгалтер пытается ткнуть костлявым кулачком Киду Ивановичу в лицо. Тот инстинктивно отшатывается и удивляется, в кулачке-то зажат скальпель.
Бухгалтер бросается вверх по трапу, звенит выплевываемыми монетками, включает крик. Пятницкий ловит его и дергает за ногу, выворачивает ему руку, чтобы вывалился скальпель – это, оказывается, всего лишь шариковая ручка. Затыкает ему рот лежалым носком из обширного кармана того же пальто-халата – и бухгалтер умолкает наконец. Однако умолкнувший оказывается юрким, как ящерка и выскальзывает из рук Пятницкого. Толстый догоняет тощего на палубе, разворачивает, ухватив за плечо, и – сколько ж с тобой возиться, дрищ – проводит хук в челюсть.
На этот раз крепко, давно так не бил. Потому что не знал, что еще противопоставить подобной вертлявости. Возможно, в порядке мести за всех полных людей, «пузанов» и «брюханов», которые столетиями подвергались оскорблениям, насмешкам и издевательствам со стороны худеньких. Настал, наконец, этот торжественный момент. Тощий падает за борт, но успевает уцепиться за планширь. Приходится врезать ему по пальцам, чтобы отвалился. Сгинь, нечистый.
Слышен топот, толстяк хватает первое, что попадается под руку – это багор, – и закатывает между глаз подбегающему человеку в капитанской фуражке. Несколько сильнее, чем надо. А какого хрена тот капитана из себя строит? Вот на грузовом судне-трудяге настоящий капитан, а здесь баловник в белых штанишках. Кид Иванович еще натягивает лжекапитану фуражку по самый нос и шлепает сверху ладонью, как по мячу, чтобы уже не навредил. Затем оборачивается к другому подбегающему, а это вооруженный охранник.
Предстоит как будто ковбойская дуэль. Но при выстреле из трофейного отсыревшего «Глока» у Кида Ивановича случается осечка. Однако, укладываясь в норматив дуэли, Пятницкий бросает багор в охранника, как гарпун. И попадает в яблочко, точнее в лоб. Охранник валится через фальшборт, но не сразу, а отдав свой пистолет Киду.
Теперь Кид Иванович идет по шканцам вдоль леерного ограждения из красивой полированной бронзы, в сторону кормы. Слышит бубнеж сквозь открытые иллюминаторы. И бубнеж этот нарастает.
…Йамму в мифологии Угарита и Финикии – бог моря. Прослеживается его родство с Энки, шумерским богом подземных вод. У западных семитов, к которым относились финикийцы, Йамму, скорее, имеет негативный характер. Он связан с образом морского чудовища Левиафана, воплощающего опасные глубины и угрожающего суше, который позднее стал выступать как подчиненный этому божеству зверь. Заметим, что у шумеров не бог вод Энки, а его противник грозовик Энлиль вызывает Всемирный потоп, в чем можно проследить позитивную гуманистическую инверсию образа. Но, очевидно, что у западных семитов именно Йамму является виновником потопа, который был остановлен то ли богиней источников Анат Ашторет, то ли, как позднее стали представлять, другим морским богом Йево. Впрочем, в более ранних сказаниях Йево отождествляется с Йамму. Получается, что Йамму-Йево и насылает потоп, и останавливает его, когда разбушевавшаяся стихия выполнила свою задачу, стерев с лица земли ненужное народонаселение, идущее по неверному пути …
И тут женский крик, его писклявый тембр как будто знаком – Беатрис? Это означало, что Пятницкого заметили. Слышен выстрел, в ответ Кид Иванович сам стреляет через кокпит в ярко освещенное просторное помещение, которое можно было бы назвать кают-компанией. И с толчком ветра, накренившим яхту, Пятницкий падает в открывшуюся дыру с трехметровой высоты. На какого-то человека, сидящего за белым роялем. Слышен хруст шейных позвонков и треск черепа этого гражданина, а также финальный аккорд музыкального инструмента. Однако раскрытый рояль отлично смягчил падение Кида Ивановича, хотя и лопнуло несколько струн.
Пятницкий встает, один раз оглядывается на пострадавшего. Лицо у того застряло носом в клавиатуре, видно как вниз тянется кровавая сопля. На полу валяется несколько выбитых клавиш. Кажется, вся первая октава выскочила. Кид Иванович неловко бежит через кают-компанию, отделанную атласным деревом, с цитатой из классика на устах: «Запасайтесь, дьяволы, гробами». Перепрыгивая через кресла, обтянутые кордованской кожей, и переваливаясь через диваны, обитые натуральной замшей, опрокидывая изваяния из каррарского мрамора, ломая стулья и столики из лунного эбена, расшвыривая всех, кто попадается ему на пути, неприцельными ударами, работая и правой и левой, и локтями. Случайно роняет какого-то женоподобного златокудрого юношу, сидевшего в жеманной позе с осоловевшими от дури глазами, и слышит, как хлюпают худосочные потроха нечаянной жертвы под его слоновой поступью. Мысленно выражает сожаление и несется к выходу, который открывается ровно на корму. У выхода, когда звон бьющейся посуды остается позади, он слышит гром – и понимает, что ранен. Даже не по боли, а по внезапной дурноте и тяжести. Пуля вошла сзади и вышла, оставив красную дыру с темными краями на пальто-халате спереди. Но ему больше и не надо держаться на ногах, поскольку сейчас точно не до спасения Беатрис. И вообще, даже дураку ясно, что это ловушка.
