чурались, как два дикаря, а сейчас он свободно держит меня за руки, поглаживая большими пальцами тыльную сторону ладоней. Разум вопит, что я обязана прекратить это, отстраниться, но его голос растворяется в шуме крови, что бьет прямо в грудь.
Прикосновения Тимура кажутся такими правильными, что я не хочу от них отказываться. Они не пошлые, не откровенные. Без грязных намеков. Нет. Ничего подобного.
Я чувствую только тепло, которое обжигает запястья, проникает под кожу, там, где бьется пульс, и разносится по венам.
– Там есть ты, – говорит Вулканов обычным тоном. Словно все так и должно быть. И от его голоса последние капли смущения испаряются. – Подготовим проект, ты его полностью возглавишь.
– Определенно без шансов, – перебиваю босса и получаю в ответ недовольный взгляд.
– Верь в себя, – по-особому произносит он, будто гипнотизирует. – Или верь мне, пока я буду верить в тебя.
– Ладно, что от меня нужно? – вздохнув, подчиняюсь.
– Исключительно твой талант. С техническими моментами я помогу, найму специалистов. Когда-то у меня было много полезных контактов, пора восстанавливать.
Мне совершенно не по душе предложение Тимура, потому что я терпеть не могу отвечать за что-то, особенно такое важное, как грант, от которого зависит будущее бизнеса. Но он настолько горит своей идеей, так стремительно оживает, строя планы, что я активно киваю, подписывая себе приговор.
– А упор сделаем на аэрографию, – наконец-то, проясняет мою задачу, и от этого становится чуть легче. – Если сможем поднять автосервис на достойный уровень, а мы сможем, то он полностью отойдет тебе. Будешь развивать.
На секунду я вспыхиваю и зажигаюсь, будто заражаюсь азартом босса. Но тут же становлюсь мрачной. Тимур не оставляет мыслей самоустраниться из бизнеса. А ведь это его детище. Его жизнь. Возможно, именно остатки дела все эти годы не позволяли ему окончательно потухнуть. Держали на плаву.
– И его благополучно отсудит Игорь, – бросаю намеренно грубо и прямолинейно. – Мы пока не в разводе, а твой Воскресенский упорно молчит.
– Хм, тебя легко можно будет обезопасить от поползновений Меркунова. Юридические вопросы я тоже беру на себя, – делает паузу, покосившись на телефон. Осознает, что в самых щепетильных моментах ему опять придется просить помощи у друга. А тот еще не решил, чьи интересы в суде будет защищать: Игоря или мои. Очень сомневаюсь, что чаша весов склонится в мою сторону.
Отпустив мои руки, Тимур придвигается к столу и подхватывает телефон.
– Однако молчание Воскресенского меня тоже настораживает, – набирает его номер. – Потороплю его, пожалуй.
Размышляю, остаться мне или лучше уйти. Верное решение мне подсказывает Владик. Приоткрыв дверь в кабинет, еле заходит и по полу тащит за собой за лапу огромного медведя, которого ему Тимур подарил и с которым он постоянно спит. Шмыгнув заложенным носом, устало опирается плечиком о косяк двери.
– Мам, заболел, пить хочу, – жалобно просит.
– Хуже стало? – обеспокоенно отзывается Тимур, зажав динамик телефона ладонью.
В детском саду у Владика поднялась температура, и мне пришлось раньше убежать из автосалона, чтобы забрать его. Полдня мы принимали детские жаропонижающие, обтирались и делали, казалось бы, привычные при простуде процедуры. Только на этот раз рядом постоянно находился Тимур, пытался помочь или хотя бы поддержать малыша словами. Я не знала, как реагировать на его заботу, потому что Игорь в таких случаях все хлопоты перекладывал на меня, а сам не подходил к сыну. Еще и изолировал нас, чтобы не заразиться.
Вхожу в кратковременный ступор и сейчас. Ведь Тимур интересуется состоянием Владика искренне, а не чтобы скорее избавиться от нас. Даже приподнимается, откладывая телефон.
– Не знаю, сейчас температуру измерю, – иду к моему слишком тихому ураганчику, подхватываю его на руки, не забыв медведя, и прижимаюсь губами к пылающему лбу. – Ты пока звони Воскресенскому, – выношу Владика, который роняет голову мне на плечо, и плотно закрываю за нами дверь.
Не хочу раньше времени беспокоить Вулканова. Он и так все наши проблемы на себя взял. И не отходил от нас ни на шаг, пока изнуренный болезнью Владик не уснул. Только тогда мы смогли поужинать и переключиться на работу.
Пусть Тимур отдохнет немного от нас, а с сыном я уже сама как-нибудь справлюсь. Раньше же только я у него и была. При живом отце он рос наполовину сиротой. Только теперь в полной мере понимаю это. И осознание больно полосует по сердцу.
Глава 38
Тимур
Корпус телефона поскрипывает в руке, будто вот-вот покроется паутиной трещин, но мой взгляд прикован к Еве и малышу. Взволнованно наблюдаю, как Владик прижимается к матери в поисках помощи и тепла, роняет голову ей на плечо и устало смотрит на меня. Тонкие бледные губы слабо изгибаются в улыбке, почти незаметно, беззвучно произносят ставшее привычным «пап», а крохотная ручка отрывается от плеча Евы, взмахивает мне и вновь падает.
– Помочь чем-то? – не выдерживаю, обращаясь к фее, но она отрицательно качает головой, крепче обнимая сына.
Все, что могу сделать, так это заставить себя улыбнуться мальчишке. Успеваю заметить, как его потухшие из-за болезни глаза вспыхивают зеленым огоньком, однако следом дверь моего кабинета закрывается, отсекая меня от чужой семьи. Они есть друг у друга – и никто им больше не нужен. После Игоря Ева ни одному мужчине не доверится. И это правильно. Я ведь и сам не понимаю до конца, что могу предложить им. Просто хочу, чтобы были рядом и согревали мой дом.
– Эгоист, – сам себе ставлю клеймо. И возвращаюсь в кресло.
– Да, Тимур, – доносится из трубки, которую я чудом не раскрошил. – Тимур? – повторяет Воскресенский настойчиво на том конце провода. – Ты слышишь меня вообще?
Мысленно встряхиваю себя, возвращаясь в свой привычный мрачный мир. Хмуро свожу брови и фокусирую взгляд на дисплее. Константин. Тот, кто освободит Еву от балласта в виде Меркунова, а заодно и от меня, потому что моя защита им с сыном больше не потребуется.
– Ты совсем пропал, Костя, – захожу издалека. – Есть продвижения по делу Меркуновых? – стараюсь говорить равнодушно и непринужденно, чтобы друг не догадался, что мое давно высохшее сердце запустилось и неправильно реагирует на чужую жену.
– Кхм-м, – неоднозначно похрипывает Воскресенский, собираясь с мыслями.
Меня настораживает его реакция. От этого юриста зависит будущее Евы, а он мямлит
