они – стоят, сами не веря в свою победу. Их миленькие ушки, их хвостики, посмотри на них, как приятно будет их отрубить! Чоп-чоп-чоп, и нет! А?
Я только-только начала развлекаться!
Кто-то темный сделал шаг вперед и занес вакидзаси над головой ханъё, что сел на колени перед телом возлюбленной, с которой они вместе сбежали под тень Моря Деревьев.
– Соль?
Перед кем-то темным стояла девчушка. Растрепанная, маленькая, босая, с белыми волосами и слишком длинной челкой. Она смотрела так спокойно, будто совсем не боялась кого-то темного, но это была большая, большая ошибка. Такую будет легко разрубить даже этим жалким коротким вакидзаси.
Горная ведьма была непоколебима, словно утес, выдерживающий бушующий поток.
Нет, пожалуйста. Это же Хона! Хона, она исцеляла нас, рассказывала сказки! Нет, не трогай ее, ты…
Кто? Я – это ты. Кто-то темный – это ты. И ты только что веселенько порубила на сашими эту человечину!
Нет. Ты – чудовище.
– Соль, девочка моя, борись!
Я не чудовище, Соль. Я – часть тебя, твоя сущность, которую ты стараешься скрыть даже от самой себя. Карп, плывущий против течения, может стать драконом[36], а ты, рыбка моя, так долго боролась с потоком. Я – твой дракон.
Оставь меня!
Глу-пень-ка-я. Я никогда тебя не брошу. А ты никуда от меня не денешься. Я буду ждать в твоих глубинах, как тень, пока не придет время.
Мои ноги подкосились. Из дрожащей руки выпал клинок, теплый от чужой крови. Что это… Что со мной?!
Странно, но из горла вырвался смех, и я уже не могла понять, чей он – мой или… мой?
Ямауба присела рядом на корточки и взяла мое лицо в ладони. Она выглядела очень грустной и обеспокоенной.
– Пошли отсюда. Нам надо уходить.
– Н-нет… Джуро… Как Джуро?..
Ямауба махнула головой, накрыла мои глаза ладонью, но я дернулась, сбрасывая ее руку. Что это значит?! Он ранен?!
Лес продолжал гореть. Над нашими головами прозвучал раскат грома, и резко, шумно, всей своей тяжестью обрушился ливень, выглядело это так, будто тучи не смогли сдержать эту мощь, будто кто-то дернул за веревочку, переворачивая наполненное ведро, что не было способно опустеть.
Потом я думала: надо было согласиться и уйти. Но я кинулась вперед на непослушных ногах. Мой разум рисовал страшные картины: Джуро, чья грудь пронзена стрелами. Джуро, чье запрокинутое лицо бледно и ничего не выражает. Его глаза, в которых навек потух потусторонний огонь, и их, раскрытые, заливает дождь…
Я споткнулась и вначале даже не поняла, что вижу. Я увидела Каори, стоящую на коленях и человека, солдата провинции Ворон, что лежал перед ней. Рядом был Джуро в своей форме ханъё, и он… светился изнутри, и теперь сам был пламенем. Янтарным огнем горела его кожа, и я шарахнулась в сторону, когда он поднял на меня глаза, потому что это были глаза ками, глаза бога – или глаза ёкая, страшного лесного демона, которым впору пугать детишек. Кажется, он не узнал меня. Ничего человеческого не было в его взгляде, только огонь. Рот его был в крови. Одна рука была опущена в разверзнутый живот человека, а во второй руке был зажат кусок темной блестящей плоти, от которого Джуро с хриплым ворчанием отодрал кусок и, запрокинув голову, проглотил. Утробно рыча, к его трапезе присоединилась Каори.
Говорят, ёкаи не могут контролировать себя и обречены сходить с ума. Даже после смерти они не находят себе покоя и становятся рейки – духами, что способны лишь на месть и причинение страданий. Говорят, что за перевоплощение ёкаи платят страшную цену. Говорят даже, что ёкаи теряют не только человеческий вид, но и способность говорить.
Говорят, что они питаются человеческой энергией, потому что у них нет своей собственной, но в крайнем случае подойдет и просто человечина.
Я закричала и бросилась бежать. И я бежала, бежала и бежала, пока в расщелины и овраги собиралась дождевая вода, над головой моей скрипели, ломались и рушились ветви, небо разверзалось и плевалось молниями, а я все бежала, бежала и бежала, а потом упала и не смогла встать.
Должно быть, мне показалось. Это все страшный сон. Этого не может быть. Я просто уснула, устав от тренировки с Джуро на поляне, где отцвели гортензии, и, хотя сны мне больше никогда не снились, это не могло быть ничем другим.
Но почему тогда я не могу проснуться?..
Я открыла глаза и улыбнулась. Как хорошо. Все-таки это был сон! Не мог же Джуро в самом деле питаться человечиной, как какой-нибудь они, а потом найти меня и разглядывать как ни в чем не бывало? Конечно не мог.
Но что тогда я делаю тут? Где я?
Я оглядела себя – хакама вымокли и были испачканы грязью до самых бедер. Я посмотрела на рукав, разрезанный ударом чьего-то меча, и меня замутило от вида собственной крови. Значит, бой правда был. И я правда сама чуть не стала демоном, позволив чему-то темному взять над собой верх.
Что ж. Чтобы переварить это, мне потребуется какое-то время.
Но… Если это так… Значит то, что я увидела, – это было на самом деле? Я опасливо покосилась на Джуро, что сидел передо мной на корточках. Его лицо не было испачкано грязью, а кожу не обнимало божественное сияние. Это был тот Джуро, которого я встретила в лесу впервые: в белом кимоно, как человек в трауре или служащий в святилище. Но его взгляд… Почему он так странно смотрит на меня?
Неужели тоже хочет сожрать?
– Кто ты? – вдруг спросил он.
Я с удивлением посмотрела на него, ощущая, как дрожь пробегает по моему телу. Как это возможно? Он меня не узнал? Странно. Джуро прищурился.
Что все это значит? Неужели от того… перевоплощения он потерял свою память? Или он не помнит, что сделал? Это временное помешательство? Тогда ему точно нужна помощь. Нужно отвести его к ямаубе, должно быть, это какое-то проклятье, которое наверняка можно развеять! Как и все проклятия.
– Это я, Соль, – мягко сказала я, заставив себя улыбнуться ему. – Ты помнишь меня? Ты нашел меня, спас от Грибуни. Отвел меня к ямаубе…
И тут я смолкла. Я все поняла. Зазвучавший голос был моим. Мой голос.
Руки были моими. Кожа была бледнее, пальцы – тоньше. Я провела языком по зубам: они были ровные, это были мои зубы, не зубы Амэи. На короткий миг мне захотелось радостно рассмеяться, но…
Я встретила взгляд Джуро, и
