сразу же, как только замолчал я (парни из ВИА в этот раз не проворонили момент). Из колонок доносилось лишь тихое потрескивание. По ступеням на сцену уже взбирался Рокот, высвободившийся из объятий Беллы Корж – я слышал грохот его шагов.
Оставленное подпевавшими мне девичьими голосами эхо ещё несколько секунд звучало под потолком танцевального зала.
Его заглушил рёв оваций – подо мной снова задрожал пол.
– Котёнок, я люблю тебя! – прокричали сразу несколько женских голосов.
Я улыбнулся, поправил очки. Бросил в сторону танцплощадки воздушный поцелуй. Вернул притихшую гитару Сергею Рокотову.
– Осталось немного, Ваня, – шепнул Рокот. – Потерпи.
* * *
Ближе к двадцати двум часам я уже не поглядывал на наручные часы. К тому времени мои губы будто онемели от улыбок, а сам я словно превратился в музыкальный аппарат. Рокотов мне вновь и вновь сигналил: «Поехали». Парни из ВИА играли вступление – все четверо по прежнему выглядели весёлыми и свежими. Я подходил к микрофону, воскрешал в памяти слова очередной песни. Снова напрягал свои неутомимые голосовые связки. Но уже не наслаждался пением. Не прислушивался к звучанию своего голоса. Не выискивал взглядом в толпе около сцены знакомые лица. И не мечтал о том, чтобы этот концерт закончился. Просто пел – соблюдал темп композиций, избегал фальши. Но чувствовал себя при этом не звездой эстрады, а рабом на плантации. По спине то и дело катились холодные капли пота. Влага скапливалась и на бровях – я смахивал её в перерывах между песнями.
Крики и визг школьниц превратились в привычный фон (несмотря на то, что количество толпившихся у сцены девиц стало вдвое больше, чем в начале концерта, а их голоса многочисленнее). Я уже не понимал, когда завершал очередную песню: чувствовал ли я дрожь в коленях, или то вздрагивала подо мной сцена. После новых всплесков оваций я всё ещё бросал девчонкам воздушные поцелуи. Но делал это уже по привычке, а не в порыве искренней благодарности. Улыбался. Следил за состоянием голосовых связок – не напрягал их излишним старанием. Поправлял часто сползавшие к кончику носа очки. Выдерживал дистанцию до микрофона. Не подсчитывал количество исполненных песен. Не искал в репертуаре ансамбля «лидеров» и «аутсайдеров». И не предугадывал, номер какой композиции Рокотов назовет следующим. Лишь кивал Сергею в ответ и возвращался к своему «месту» у стойки с микрофоном.
После очередной песни, я снова поблагодарил школьниц за овации. Выждал, пока крики слегка стихнут. Снял очки – провёл ладонью по лицу. И снова взглянул на Рокотова. Заметил, что на сцену взобралась Белла. «Неужто опять попросили „Котёнка“?», - подумал я. В зале вдруг вспыхнул яркий свет. Он растворил в себе лучи освещавших сцену прожекторов. Я зажмурился, прикрыл глаза ладонью. Услышал разочарованный гул со стороны танцплощадки. Ко мне подошёл Рокот – пожал мою руку. Сергей сказал, что я «хорошо справился», поблагодарил «за помощь». Похлопал меня по плечу и Веник. Чага сдвинул на бок гитару, кивнул мне и пробормотал: «Молодец». Бурый подмигнул мне и поковылял к выходу со сцены (неуклюже, словно едва переставлял ноги). Поздравила меня «с первым концертом» и Белла Корж. Она поцеловала меня в щёку, чем спровоцировала недовольные выкрики из зала.
* * *
Со сцены я ушел следом за ВИА Рокотова: через служебный ход. Наше отступление «прикрывал» бесстрашный дружинник, ставший на пути у самых отчаянных поклонниц ансамбля. Хотя поначалу… я планировал «смешаться с толпой». Но «опытные» товарищи покрутили пальцем у виска, когда я заикнулся о том, что «только заберу куртку из гардероба». Они посоветовали мне выждать четверть часа, пока «всё успокоится». Рокотов мне пояснил, что после концерта «девчонки слегка… агрессивные». Сергей настойчиво посоветовал мне «не соваться к гардеробу», пока школьники не покинут Дворец культуры. Сказал, что между «детской» и «взрослой» частью танцевального вечера был тридцатиминутный перерыв, на это время вход в танцевальный зал оставляли открытым (проветривали помещение) – лишь перегораживали дверной проем двумя стульями и шваброй (изображавшей шлагбаум).
– Вот под конец этого антракта и совершишь марш-бросок, – посоветовал Рокотов. – Пройдёшь через зал. А старичков, что явятся трясти костями, не опасайся. Они тебя не знают. Им даже мы с парнями не интересны.
К совету Рокота я прислушался. Не в последнюю очередь по причине того, что мечтал немного посидеть: хоть на кресле, хоть на стуле, хоть на полу – чтобы расслабить непривычные к долгим пляскам ноги. Прогулялся вместе с парнями из вокально-инструментального ансамбля и Беллой до репетиционного зала. Там уселся на табурет, прижался спиной к холодной стене. Слушал, как музыканты обсуждали эпизоды сегодняшнего концерта. Но в разговоре не участвовал. Рокотов шёпотом пошутил: предложил мне спеть. Не знаю, что парни увидели на моём лице, но они хором расхохотались – Изабелла поддержала их звонким смехом. Отказался я и от «наркомовских ста грамм» – парни откупорили бутылку портвейна. Я вскинул руки, отгородился от протянутого мне наполовину заполненного красноватой жидкостью стакана. Показал на своё горло, покачал головой.
– Как хочешь, – сказал Чага. – Нам больше достанется.
В репетиционной комнате я просидел на десять минут дольше, чем планировал. Надышался табачным дымом, едва не задремал под монотонные голоса будто бы и не уставших после долгого концерта музыкантов. Нашёл в себе силы: слез с табурета. Попрощался с парнями, удостоился очередного поцелуя в щёку от Изабеллы Корж (Рокотов отреагировал на него – нахмурился). Через пустой танцевальный зал пробрался в фойе ДК, где уже собрались самые нетерпеливые «взрослые» танцоры. Пробежался взглядом по лицам. Отметил, что «взрослые» (на мой взгляд) мало чем отличались от школьников (седых волос ни у кого в причёсках я не увидел). Разглядел несколько милых с виду одиноких девчушек (не старше тридцати лет). Но не почувствовал желания задержаться на «вторую смену», чтобы познакомиться с примеченными красотками. Зевнул и поплёлся к гардеробу.
Вышел на улицу – застегнул куртку. К вечеру похолодало (или же это я ещё не «остыл» после выступления на сцене). Ветер гонял по асфальту маленькие жёлтые листья берёз, перекатывал с места на место окурки. От двери ДК меня потеснила молодая пара (дама и её кавалер лишь пару лет как вышли из школьного возраста). Я отошёл на десяток шагов от входа во Дворец культуры, к которому выстроилась очередь из советских граждан, желающих показать «обществу» свои танцевальные умения. Замер рядом с фонарём, подставил лицо потокам воздуха. Вспомнил старый анекдот («Что это за странный запах, Бэрримор?» – «Это свежий воздух, сэр!»), усмехнулся. Подумал о том, что в репетиционном зале меньше чем за
