мне близко и у меня было отличное настроение.
Вот она такая, госпожа Ленская, сразу вся в противоречиях: то ей это приятно, и она рада моей реакции, и тут же «я ничего такого не сделала». В моей жизни было много дам с творческим наполнением под самую макушку, и я знаю, как с ними непросто: не всегда угадаешь, что от них ждать. Иногда они могут разыгрывать сцены, которые тебя то жутко злят, то умиляют. И несмотря на это, а может быть именно поэтому меня все равно влекло к ним.
— Свет, я только не пойму, тебе очень приятно, что ты меня задела? Так? — я прищурился, прекрасно понимая, что она ответит, но мне было интересно, как она это ответит.
— Приятно, снова почувствовать, что ты любишь меня и мной дорожишь. Ты снова напомнил мне, что я для тебя кое-что значу. Но если я тебе сделала больно, прости. Я не подумала об этом, хотя должна была думать. Саш… — она сделала последний шаг, разделявший нас, положила голову мне на грудь, и моя рубашка стала мокрой от ее губ и зубок, терзавших ее то ли в поцелуях, то ли в маленьких укусах. — Надо иногда, а лучше чаще напоминать, что мы многое значим друг для друга. Мне это очень важно! — проговорила она, мне в грудь, почти в самое сердце.
Я молчал, понимая, что Ленская сейчас совершенно права. Права, как была права Ковалевская в тот день, когда я не удосужился подарить ей цветы. А ведь должен был! Просто обязан! Я бываю груб и невнимателен к своим дамам, а когда касается лично моих струнок затронутых в душе, то становлюсь мигом чувствительным.
— Мне важно быть уверенным, что ты моя. Понимаешь? — я поднял ее подбородок и поцеловал в губы.
— Ты же знаешь, я не изменяю своему мужчине. Пока мы вместе, со мной не может такого случится, не важно, цесаревич он или уже император. Саш, ты веришь мне? — Ленская вскинула голову, глядя мне в глаза.
Мне даже стало немного неловко, что эта сцена происходила при Элиз — баронесса отошла в сторону и просто любовалась розами в свете луны и фонарей.
— Я тебе без сомнений верю. Но в тот момент я подумал: а вдруг ты уже не со мной. Ведь может такое быть? Все подвержено изменениям. Даже, казалось бы, незыблемые отношения, — я отпустил ее, нащупал в кармане коробочку «Никольских».
— Нет! — она замотала головой. — Саш! Такого не могло бы быть! Но…
— Что «но»? — я замер, опасаясь, что Ленская готовит мне какой-то очередной сюрприз.
— Ты меня немножко не понимаешь. Мне часто хочется поиграть, пофлиртовать. Мне захотелось проверить, смогу ли я заинтересовать Дениса Филофеевича. И я же актриса, Саш. Как тебе объяснить? Представь, Элиз очень хорошо стреляет из остробоя и ей иногда важно подтверждать свою точность в стрельбе для себя, для собственной уверенности в том, что для нее важно. Кроме того, ей нравится это делать — стрелять, — говоря это, Ленская сжала мою руку, будто так до меня бы скорее дошли ее слова.
— В общем, ты немного постреляла в Дениса. Постреляла глазками. И тебе это понравилось, — заключил я, но уже улыбаясь и переводя сказанное в шутку.
— Ну, Саш… — Светлана сделала невинные глаза — вот это она умеет делать хорошо.
— Все, вопрос закрыт. Я не сержусь, — сказал я, прикуривая. — Если тебе это важно, то можешь иногда играть, но не переигрывай, Свет. Чтобы не вышло как с Голдбергом, и чтобы я слишком не злился. И еще, — я выпустил струйку дыма подальше от Ленской. — Не сомневаюсь, твоя стрельба зацепила цесаревича. Сама ты это понимаешь? Вот как теперь с этим быть?
— Саш, я не знаю. Не думала еще об этом, — она пожала плечами, отрешенно глядя на клумбу.
— Ах, ну да, ты же актриса. Элиз, что ты там стоишь, иди к нам, — подозвал я Стрельцову. — От тебя у нас секретов нет, — и когда баронесса Стрельцова подошла, я продолжил: — Светлана Игоревна, есть два варианта. Первый — в ближайшую встречу с цесаревичем, я скажу ему что ты — моя девушка. Для него это будет несколько странным, зная, что я женюсь на Ковалевской, тем более что он хорошо знает характер Ольги. Но Филофеевич без сомнений это примет. Я знаю…
— Нет, Саш, нет! — возразила Ленская. — Я скажу ему об этом сама. Хорошо? Для меня это важно. Хочу сама решать подобные проблемы, а тебя по подобным вопросам беспокоить лишь когда у самой не получается.
— Есть же еще я, — с улыбкой заметила до сих пор молчавшая Элизабет. — Поехали на эту ночь к нам? — Стрельцова смотрела на меня так, что это задело моего бойца в джанах. — Мы можем сделать еще жарче, чем было у тебя. Ведь нам не придется опасаться Елены Викторовны.
— Нет, Элиз, очень жаль, но не выйдет. У меня серьезные планы на завтра. Причем на ранее утро, — объяснил я.
— Можно я поеду с тобой, а Элиз потом меня заберет? — попросилась Ленская.
Стрельцова рассмеялась, наверное, догадавшись о замысле подруги.
— Можно, — согласился я. — Где ваш кровавый «Гепард»?
— Рядом с твоим, — Ленская взяла меня под руку и мы, пропустив выезжающий со стоянки «Арчер» направились вдоль ряда эрмимобилей.
Пока генератор набирал ход, а Ленская о чем-то говорила через открытое окно с Элизабет, я вернулся к недавним мыслям: о собственном эгоизме; о том, что я не балую внимание своих женщин, но при этом излишне чувствителен, когда кто-то из них меня задевает. Если бы не завтрашний полет на базу «Сириуса», который я уже согласовал по эйхосу с человеком Дениса Филофеевича, то я бы с огромны удовольствием посвятил эту ночь Светлане и Элизабет. Сводил бы их в ресторан, устроил бы праздник, какой бы смог. А так… Так я решил сделать немного проще: вывел «Гепарда» с дворцовой стоянки и направился к Арбату.
Мы целовались с Ленской всю дорогу, она раздевала меня, ласкала мое тело. Актриса завелась и хотела большего, но это «большее» не вышло при плотном и нервном потоке эрмимобилей в центре столицы. На Арбате, остановившись у торгового ряда «Арти», я купил Элизабет и Светлане
