мафиозный элемент, этнический элемент, нездоровая пища, отсутствие обедов, отсутствие алкоголя - все эти вещи действовали совершенно по-другому. Это был гораздо более грубый рынок", - рассказал он интервьюеру проекта City Lives. Человека, управлявшего компанией Lassers, которую поглотил Mercantile House, звали Энтони - "Тони" - Алои, и он олицетворял собой различия между двумя странами. Если Баркшир вырос на регби и подготовительных курсах английской частной школы, а затем последовал за своим отцом в Сити, то молодой Алои возглавил детскую уличную банду в Бронксе, прищемив пальцы предыдущего лидера дверью машины, и поднялся оттуда. Он был крутым боссом и хорошим коллегой, но имел огромный лишний вес благодаря преимущественно гамбургерной диете. Он умер от сердечного приступа в течение восемнадцати лет.
Через несколько месяцев после вступления Баркшира в должность, что вынудило англичанина прилететь на похороны.
"Там была дюжина лимузинов с черными стеклами, и я хочу сказать, что из них выходили люди в черных рубашках и белых галстуках, в темных очках и черных шляпах", - вспоминает он.
У меня было что-то вроде частной пробы с его женой и телом, и нужно было подойти и поцеловать это мертвое тело, что было совсем по-другому, и я не могу сказать, что делал это раньше. Но вот он, одетый в свой синий костюм, лежит в открытом гробу с загримированным лицом, и это снова было чем-то вроде шока, когда полдюжины родственниц изливают перед тобой свое сердце... А потом похороны на следующий день, снова люди бросаются на могилу, а вокруг стоят эти типы в темных очках, и их охранники стоят с руками в рубашке, выглядя так, будто они в любую минуту готовы выхватить пистолет.
Не опасался ли он, что, по сути, вступил в деловые отношения с мафией, спросил интервьюер. "Его связи были личными, а не деловыми", - ответил Баркшир с похвальным остроумием.
Я бы хотел увидеть драматическое воплощение этого партнерства - стройный англичанин и шарообразный житель Нью-Йорка встречаются, работают вместе и постепенно становятся друзьями, а кульминацией становится культурное столкновение на похоронах. Это было бы похоже на реальную версию фильма Хью Гранта "Микки Голубые Глаза", в котором шикарный британский аукционист связывается с мафией, но хорошо. Однако еще больше мне хотелось бы услышать об их встрече с противоположной точки зрения. Забавно и поучительно услышать от англичанина описание нравов итало-американцев на Уолл-стрит, но было бы увлекательно услышать, что ньюйоркец сделал из нравов джентльменов Сити: их странная манера говорить, их сдержанность, их своеобразное чувство юмора, их особое образование и их сплоченное братство.
На протяжении всей этой книги такие люди, как Баркшир, открывали мир, выходили на улицу и убеждали людей нанять их в качестве дворецких. Если бы он родился на поколение раньше, то выкачивал бы деньги через водопроводные трубы в Британию, но когда империя умерла, именно его поколение запустило Британию в батлерный бизнес, делая компромиссы и суждения, которые изменили все. "Мы были бунтарями сверху донизу, и, полагаю, в какой-то степени я с радостью вписался в эту атмосферу - правда, с небольшим бунтарством, ведь в те времена в Сити никто особо не бунтовал, - но в эту немного бунтарскую атмосферу, и она мне очень подходила", - говорит Баркшир.
На протяжении всей этой книги я пытался показать, какой вред нанесла британская бизнес-модель, на примере грандиозной коррупции в Танзании и других странах и неограниченных азартных игр в самой Великобритании, но такие истории трудно исследовать и трудно рассказывать, благодаря скудости первичного материала. Нетрудно понять, почему Тони Алои не изложил свои мысли о Баркшире на бумаге: у него едва хватало времени выйти из офиса, чтобы перекусить, не говоря уже о написании мемуаров; кроме того, он не похож на аналитика. Также легко понять, почему многие клиенты Butler Britain, будь то клептократы, отмыватели денег, олигархи или уклоняющиеся от уплаты налогов, не решаются оставлять материалы для анализа историкам или журналистам, поскольку эти материалы будут столь же полезны для правоохранительных органов, как и для людей вроде меня.
В результате мы постоянно видим поведение батлеровской Британии глазами британцев. Мы видим нью-йоркские похороны удивленными глазами городского вельможи, столкнувшегося с итало-американской культурой, а не глазами ньюйоркца, удивляющегося застегнутому на все пуговицы британцу, который не понимает, что ему нужно поцеловать труп. Это не только искажает наш взгляд на встречи дворецких, но и на результаты этих встреч. В Британии убийства дворецких почти всегда рассматриваются как источник работы и богатства, потому что они рассматриваются с точки зрения дворецких, а не их клиентов или жертв. Если бы все злоключения Берти Вустера описывались исключительно глазами Дживса - или, что еще лучше, глазами одной из тетушек Берти, - рассказы П. Г. Водхауса выглядели бы совсем иначе. У Британии больше нет империи, и она больше не занимается тем, что отнимает ресурсы у остального мира, чтобы обогатиться самой. Зато она занимается тем, что использует навыки, полученные во время управления империей, чтобы помочь другим делать то, что делала раньше, и неплохо зарабатывает. И она вступила в этот бизнес сознательно, не питая никаких иллюзий относительно того, на что идет.
В самой Великобритании это делалось тайно, с распространением евродоллара - финансового инструмента, который одновременно был и не был долларом, настолько своеобразного, что его до сих пор трудно понять, - среди банков и брокерских контор, которые не считали нужным объяснять свои действия политикам или общественности. Банк Англии был более чем счастлив скрывать свои действия, поскольку его руководители в основном не соглашались с политическим курсом страны - вся эта "социалистическая чепуха", как охарактеризовал ее лорд Кромер, а обычные политики были заняты другими вещами, поэтому не замечали, пока не становилось слишком поздно. Однако в небольших британских заморских территориях решение обратиться к батлеру, чтобы платить по счетам, было гораздо более очевидным, как и отсутствие заботы о последствиях в других местах.
Примером тому могут служить Каймановы острова - отдаленная колония в Карибском бассейне, которую Британия оставила себе, потому что Ямайка не хотела ее брать. Около 8000 жителей архипелага традиционно выживали, обеспечивая экипажи парусных судов и занимаясь ловлей черепах, но в первые послевоенные годы оба этих источника существования оказались под угрозой, и будущее выглядело мрачным. Попытки привлечь туристов увенчались лишь частичным успехом, поскольку острова были отдаленными, пораженными комарами и плохой связью. Рекламная брошюра 1950-х годов была по-хорошему честной: "Вы должны утешать себя мыслью, что жизнь в любом месте невозможна без небольшого здорового разочарования". Нуждаясь в доходах, губернатор решил снизить нормы и налоги соседей острова, чтобы привлечь деньги фанков
