Новагорода
«Давным-давно, когда весь мир стоял на стыке революций и традиций, жил тот герой, что силой надломил единый пласт земли и в трещину низверг прожорливых титанов:
бессмысленных князей, их подлую когорту подпевал,
их хилый шлейф аристократов, сражений не видавших,
их алчных пиявок, что выписали из-за рубежа, чтобы испить все соки из народа.
И тот герой, собрав всех под сапог и скинув всех в траншею, израненную землю залатал. Цвели при нем Радожны. Но кто же он?
То имя ему мать дала – Курган,
То имя, что мы дали ему, – вождь.
Помехи на радио искажали плач народа, эхом носившегося по всем частотам. „Вождь мертв!“ – завывали девки; „Почил Курган-батюшка!“ – причитали старухи; „Погиб Курган, буде славен!“ – стенали женщины в полях и на заводах. Заунывный хор смолк, когда белая ладонь Рогневы Бориславовны прихлопнула кнопку радиоприемника и сжала его до хруста костяшек. Она ревновала свое горе ко всем Радожнам, обернутым в черные флаги. Обмякшие на юге и трепыхающиеся на севере, они занавесили лица правительственных зданий, как вдовьи вуали.
Вдовьи… Горечь неуместного слова запершила в горле Рогневы. Она не имела права назвать себя вдовой, хотя не было слова для нее вернее. Рогнева Бориславовна нависла черной лебедкой над телом вождя. Курган лежал в усыпальнице, а его погребальное ложе было усыпано красными бутонами. Они тянулись прерванными цветочными жизнями по всему залу, как кровавые берега вдоль ковровых дорожек, и стекали алым шлейфом по перилам чугунных лестниц. Какой же непомерной чести удостоились те цветы – погибнуть в один день с вождем! Как хотелось разделить эту привилегию и Рогневе, верной наложнице Кургана – единственный титул, которым ее одарили завистливые языки. Слово-то какое постыдное выбрали.
Рогнева свела брови от колющей мысли, и сожаление пролегло глубокой морщиной вдоль ее лба. Двадцать пять лет назад они сами так с Курганом придумали: забыть семью малую ради семьи большой. Отныне, решили они, каждый гражданин Радожен другому брат, отныне нет в Радожнах чужих детей, отныне все они – Община, которой правил Совет воевод и вождь их Курган. Верность Рогневы не позволяла ей смириться со смертью. Они презрели все уклады прошлого, отчего бы ей сейчас соглашаться с еще одной традицией – умирать? Раз смогли они вернуться к тем дням, когда их далекие предки жили единым строем, так, может, и она, подобно жрицам прошлого, найдет способ вернуть славного Кургана к жизни. Но кто бы знал, как свершить чудо? Может, знают те, кто ближе всех находится к погибшим, кто день ото дня проводит в недрах земли?
И пошла Рогнева Бориславовна к шахтерам.
– Здравствуйте, братцы! – поклонилась им матушка, и многие шахтеры остановили работу.
Чумазые лица обернулись, и каждый из них склонился в ответ, осветив множеством лучей десятки сапог.
– Здравствуй, Рогнева Бориславовна! Что привело тебя в шахты?
– Ох, братцы, задумала я разбудить нашего Кургана. Может, знаете вы, что для того делать надобно?
– Да знаем мы, Рогнева Бориславовна, что под высокими горами, в окаменелых усыпальницах спят древние герои, нетленны и могучи, как при жизни. Берегут их горы от посмертного распада.
– Примите к себе вождя Кургана, скройте в шахтах, покуда я не найду для него спасения! – взмолилась Рогнева.
– Мы сохраним его сон, Рогнева Бориславовна, будь спокойна!
И спустили Курганово тело в самую далекую шахту. Холодный свет налобных фонарей проводил его. Рогнева же продолжила путь. Пришла она на завод, где литейщики плавили сталь. Долго ли, коротко ли, а работа встала. Бригадир выступил вперед, поклонился матушке, а она отвесила ему поклон в ответ.
– Зачем пожаловала, Рогнева Бориславовна?
– Ох, братцы, задумала я разбудить нашего Кургана. Может, знаете вы, что надобно делать?
– Ведомо нам, Рогнева Бориславовна, что у каждого героя есть меч, нареченный на манер человеческий. Был ли такой у нашего вождя?
– Верно говоришь, бригадир, был и есть. Меч-монумент, отлитый из множества вражеских орудий. Держит его в руках памятник Воину, что стоит на акрополе-мемориале. Тот меч зовется Самосеком. Но что с ним надобно сделать?
Бригадир почесал затылок да ответил:
– Сложная задача, меч тот до того богатырский, что возвышается на тридцать три метра и весит четырнадцать тонн. Как же Курган с ним управится, когда проснется? Поверье-то гласит, что восстанет он, когда в руки оружие свое возьмет.
– Как же быть? – опечалилась Рогнева.
– Я передам инженерам, пусть уж они решают. А ты не кручинься, Рогнева Бориславовна. Иди пока в поле. Лицо у тебя бледнее мела, на воздух тебе надо, матушка.
Рогнева смирилась и ушла. Долго ли расхаживала она в раздумьях, а добрела до колхоза. Ржаное поле простилалось позолоченной скатертью до горизонта под серым предгрозовым небом. Женщины с такими же яркими, как колосья, волосами, убранными под белые и красные платки, работали серпами. Одна за другой они выпрямлялись и замирали, заприметив Рогневу, и подпирали натруженными руками уставшие поясницы.
– Здравствуйте, сестрицы!
– Здравствуй, Рогнева Бориславовна! С тобою скорбим о вожде! Зачем пришла в колхоз?
– Ох, задумала я неслыханное – разбудить нашего Кургана. Может, знаете, что для этого надобно делать?
– Отчего же не знать? Так то ж нам мамки и бабки рассказывали, пока Курган не велел все суеверия забыть.
– И плохо ли жилось без них – без суеверий?
– Что так, что эдак. Новые ведь придумали, ничуть не хуже.
– А старые все же помните?
– И старые помним. Говорится, что не восстанет богатырь, пока в его чудесное пробуждение весь народ не поверит.
– Кем говорится? – удивилась Рогнева.
– Так, это… Народом и говорится. Одни ведь все еще в старое верят, а другим уже новое милее. Вот пока такой раскол среди нас имеется, не проснется твой Курган.
– Я понимаю, милые, – вздохнула Рогнева. – Вот что, идите-ка вы домой к детям. И научите их верить в то, что проснется защитник и придет к нам. Расскажите им былины о его подвигах, сказки о его чаяниях, пойте колыбельные, когда им страшно, о том, что он их укроет своим щитом.
И женщины, закончив работу, пошли, рассекая колосья, в дома. Осталась Рогнева одна в поле, куталась она в одежды, такие же черные, каким скоро стало небо. И доносился из колхоза робкий хор материнских голосов, баюкающих детей. Так простояла Рогнева ночь под грозой, а наутро пошла к Совету воевод.
– Здравствуйте, батюшки-воеводы! – поприветствовала она командиров.
– Здравствуй, Рогнева Бориславовна! Отчего ты не велела схоронить тело вождя Кургана?
– Я намерена пробудить его ото сна, – твердо сказала она.
– Как же так ото сна, матушка? Мертв Курган, мы сами
