берет меня за руку, переплетает наши пальцы. — Только моя. И я сделаю все, чтобы ты остался за решеткой до конца своей жизни. Поверь, у меня это получится на ура. Ты же ведь сам не сомневаешься в моих словах, верно?
Еще несколько предложений, и Эмиль вырубает звонок. Я же думаю об отце. Умом понимаю, что он не белый и пушистый. Что заслуживает всего, что сейчас с ним происходит. Однако в области груди что-то неприятно сжимается.
Каким бы он ни был… Ничто не меняет того факта, что он мой отец. Моя родная кровь. Которая предала меня. Да, я не видела поддержки с его стороны. Он вместе с Салтыковыми добивал меня, причинял боль. Угрожал, унижал, желал всего плохого только потому, что я не захотела Глеба. Что родила дочку от Эмиля.
И да, я ни капли не жалею о своем выборе. Пусть судьба преподнесла нам не очень приятный сюрприз в виде разлуки, все же… Я искренне надеюсь, что сейчас у нас все будет прекрасно. Ведь врагов больше нет.
— Скажем дочери? — широко улыбается Эмиль, открывая дверь с моей стороны. Помогает выйти из салона автомобиля.
— Ну а как же, — его хорошее настроение передается и мне.
Бестужев прижимает меня к себе, впивается в губы. И я на миг забываю обо всем, что прокручивала в голове буквально секунды назад. Обвиваю шею любимого человека руками и отвечаю на его напор с точно таким же желанием.
— Люблю тебя, Волчонок, — слышу шепот у уха. — Безумно люблю.
— Но не больше, чем я тебя.
Эмиль хмыкает, гладя меня по спине.
— Мамуль! — Эми выбегает во двор, идет к нам быстрыми шагами. — Как ты? Все хорошо?
Бестужев отстраняется, а вместо него меня обнимает дочь.
— Все прекрасно, родная. Ты что, у окна ждала нас? — целую ее в лоб.
— Я переживала! Что сказал врач?
Эмиль вопросительно смотрит на меня. Будто взглядом спрашивает: можно я расскажу? Я одобрительно киваю.
— Эми, — зовет малышку. — Мы получили хорошую новость, — и снова эта широкая улыбка, от которой так тепло на душе становится. — Скоро у тебя родится братишка или же сестренка.
Эмилия замирает, но всего на пару секунд. А потом взвизгивает от радости.
— Да? Мам, это правда? — я опять же киваю. — Ура! Ура! Ура! Мама! Папа! Я ну о-о-о-очень рада! И так ждала этого дня! Ждала, когда вы мне скажете эти слова! Я так счастлива! Спасибо, Господи, — она складывает руки в умолительном жесте, смотрит на небо. — Спасибо, что меня услышал!
Глава 46
Эмиль
Борис, нахмурившись, изучает документы. В кабинете его друга, майора Спартинского, пусто. Тот, извинившись, отошел на несколько минут. Я же прокручиваю в голове, какой сюрприз сделать Арине. Хочется что-то необычное… И неожиданное. Предложение руки и сердце должно впечататься в ее память. Да, я уже предложил ей стать моей женой, и она согласилась. Но это было так просто…
А Волчонок заслуживает всего самого наилучшего.
Вроде бы давно не мальчик, и заниматься такими штуковинами нет времени. Однако опять же… Для своей женщины звезду с неба хочется достать.
Кошусь на наручные часы, мысленно подмечая, что уже обеденное время. В четыре у нас состоится важное совещание, куда я должен успеть. Но и решить вопросы в ментовке — тоже обязательно.
Адвокат одобрительно кивает, поднимая на меня глаза. Значит, все именно так, как мы ожидали — это я понимаю по его взгляду.
— Салтыкову-старшему двенадцать, младшему восемнадцать лет лишения свободы. Остальных перечислять?
— Отец Арины…
— Шесть лет за компанию, можно сказать, — усмехается Борис, откидываясь на спинку дивана. — Придурок. Это он всегда такой тупой был? Неужели не видел, что подписывал? Ну не может такого быть, чтобы он не знал, чем занимается его друг, с которым они в хороших отношениях как минимум тридцать лет.
— Не знаю, Борь, — потираю переносицу и устремляю взгляд на открывающуюся дверь. Майор закрывает за собой и располагается в своем кресле.
— Итак, мужики, — выдохнув, смотрит на меня исподлобья. — Эмиль, я знаю, на чьей дочери ты женишься. Хорошая девушка — это я уже разузнал. Чистая, несмотря на то, за кем была замужем почти восемь лет.
— У них был фиктивный брак. То есть… На бумагах она была женой Салтыкова. И это единственное, что их связывало. Да, вроде как работали вместе. В одной компании. Но корпусы были разные, и Арина не вмешивалась в их дела.
— Не нервничай, — губы майора растягиваются в ухмылке. — Я уже разговаривал со своим старым другом — капитаном Захаровым. Он мне все объяснил. Выложил как есть. До мельчайших деталей. И я успел разузнать о твоей будущей жене все, что мне нужно было. Она действительно никакого отношения к грязи Салтыковых и своего отца не имеет. Ее ничего не коснется, будь уверен.
Прекрасно. Именно из-за этого я приехал, чтобы услышать эти слова. Потому что не хочу, чтобы моя женщина таскалась по судам, давала показания. Все, что надо, я вместо нее сделаю. Да и Салтыковы настолько глубоко вляпались в дерьмо, что вряд ли их что-то спасет. Выкрутиться невозможно. Плюс Глеб утопил в том же дерьме свою Наташку и ее родню.
— Но ты выглядишь озадаченным, майор, — замечаю, усмехаясь тому, как он вопросительно смотрит на меня. Мол, как догадался?
— Так сильно заметно? — смеется мужчина, скрещивая руки на груди. — Отец твоей будущей жены хочет с тобой поговорить. Заверяет, что не отнимет много времени. Но мне нужно узнать, что думаешь насчет этого ты. Выглядел старик не очень.
— Наверное, надеется, что ты, Эмиль, его отсюда вытащишь, — рассуждает вслух Борис. — Майор, я знаю Бестужева, ему будет интересно услышать, что скажет старик. Могут они здесь поговорить?
Отвечать майору мне не приходится. Адвокат говорит за меня. Да, он прав, мне любопытно, какую историю мне расскажет отец любимой женщины. Но в одном уверен точно: что бы он там ни говорил, как бы ни раскаялся, я его не прощу. А Арина уж тем более.
Старпинский кивает и снова покидает кабинет. Появляется через минут двадцать вместе с задержанным. Мне кажется, что мужик за два дня, которые уже находится за решеткой, постарел так нехило.
Борис вместе с майором выходят из помещения. Я же так и сижу на месте напротив отца Арины. Даже имя его произносить неохота. Так тошнит. Как вспомню его обращение ко мне… Я ведь неоднократно встречался с ним на важных встречах еще до того, как навсегда вернулся на родину. И помню, как этот человек ухмылялся,
