не могла вспомнить: кто это? Ну, а Тойво ее не заметил, слишком был занят какими-то своими думами.
Дома, конечно, об этой встрече она рассказала мужу, а тот, как человек в высшей мере рачительный — мало ли деньгу малую такая встреча принесет — задумался. Он даже попросил описать знакомого незнакомца.
— Ну, лицо у него такое вытянутое, — попыталась вспомнить жена. — Глаза синие, как небо, взгляд задумчивый, как у Пааво Нурми, губы ровные, чувственные, руки крепкие и нежные, плечи широкие, надежные.
— Убью гада! — прошипел Саша, пузатый, плешивый с блеклыми глазами пьяницы, вечно мокрыми губами и пухлыми ручками. — Будто про моего соседа говоришь.
— Так нет же у нас таких соседей! — поспешно сказала жена.
— Вот потому и нету, что я всех поубивал нахрен!
— О, ты мой герой!
Через некоторое время в памяти у него снова возникло описание и слово «сосед». Почему-то они соседствовали рядом — именно так. Если бы слово было «брат», то непременно бы «братались». А у соседа мог быть брат, который удрал за границу. И у него тоже было вытянутое лицо. Черт побери, да кто же это такие?
— Милая, а на кого тот проходимец мог быть похож? — спросил он, не в силах решить головоломку.
— Ну, не знаю — на решительного парня, наверно, — пожала плечами жена.
— Ага, может он из «Национально-патриотического движения»? — предположил Саша.
— Нет, — возразила она. — У тех взгляды безумные. А этот печальный и, в то же время, твердый. Твердый, как…
Она запнулась, посмотрела, было, мужу на живот и, вздохнув, отвернулась.
— Убью гада! — опять прошипел Саша.
Прошел день, может быть, два, и Степанову в голову пришло еще одно сравнение. Что за чепуха сравнивать с национал-патриотами. Их раньше и в помине не было. Были революционеры. Может быть, того поля ягода?
— Пупсик, а не похож он на Куусинена? — сказал он первую фамилию, пришедшую в голову.
— Кто? — хрипло ответила жена, как раз в это время занятая истреблением взглядом через окно проходящих мимо молодых финок.
— Ну, тот тип в трамвае.
— Знаешь, а ведь что-то есть общее, — сказала она. — Хотя больше на его помощника. Он еще жил раньше по соседству. И брат у него в Швейцарию сбежал.
— На Антикайнена? — спросил Саша.
— Да, на Антикайнена, — охотно согласилась жена. — Вылитый Антикайнен.
Степанов сей же момент собрался и вышел из дому, сославшись на срочное дело. Он вскочил на самокат и помчался в известном ему направлении. Спустя некоторое время мимо него промчалась, закусив удила, жена. Ну, на самом деле, это лошадь извозчика закусила удила, но Саше показалось именно так.
Он ворвался в галантерейный салон и, запыхавшись, хрипя, сказал:
— Антикайнен в городе.
А потом добавил:
— Мне водки, пива и семян подсолнечника.
В это же самое время его жена стремительным вихрем пронеслась внутрь портного салона и с порога произнесла:
— Антикайнен в городе.
А потом добавила:
— Мне семян подсолнечника, пива и водки.
Секретные сотрудники секретной службы секретной полиции Финляндии немедленно отправили шифрограммы своим начальникам, а отличившимся агентам по их просьбе доставили заказ.
Вечером пьяные в дугу супруги Степановы встретились дома. У каждого был полный карман семечек, от каждого шел ядреный выхлоп, и у каждого на кармане образовалось по пятьдесят марок — премия за безупречную службу.
— Как прошел день, дорогая? — икнув, спросил Саша.
— Обычно, — икнула в ответ его супруга. — А у тебя?
Про Антикайнена они не вспоминали, рухнули в безмятежном сне старых бессовестных пропоиц и захрапели, исполненные чувства долга.
Детальное ознакомление с предположением о нелегальном нахождении террориста номер один в стране Суоми выявило, что в России тоже есть некто Антикайнен, работает в Коминтерне, только никто его никогда не видит: ни сотрудники, ни соратники, ни даже в буфете. Промелькнет где-то — и опять тихарится.
Семи пядей во лбу не надо, чтобы сделать вывод: это прикрытие для человека, который в подполье в соседней стране. Стало быть, надо искать.
По всей стране полицаям и ленсманам выдали описание опасного преступника, составленное со слов четы Степановых а также отбывающего наказание Адольфа Тайми. Последний не хотел сотрудничать с властями, но как-то так вышло, что засотрудничал.
На вокзалах, рынках и оживленных улицах городовые начали приставать к честным и ничего не подозревающим финнам с требованием показать документы. Отдавали, конечно, предпочтение тем, у кого биометрия лица соответствовала разыскиваемому. Впрочем, даже у круглолицых фермеров лица вытягивались, когда у них требовали паспорта.
Рвение ни к чему не привело. Отловленным сотням «Антикайненам» дали под зад и вытурили из кутузок, куда их помещали для выяснения.
Сам Тойво оставался неуловим.
Тогда в секретной службе началась долгая и кропотливая работа, связанная с глубоким анализом текущего положения. Вопрос о том, что же делает здесь Антикайнен, предполагал много ответов, из которых следовало выявить наиболее вероятные.
В конце концов сработала пословица «Сколько веревочке ни виться, конец всегда найдется». И он нашелся в виде конца Юрье Лейно, точнее, просто Юрье Лейно — конец его тут ни при чем.
Неспешная разработка человека, делавшего успешную политическую карьеру, привела к тому, что летом 1934 года его арестовали неизвестные люди прямо по выходу из эдускунты, где он теперь было частым посетителем. Целый месяц об Лейно не было ни слуху, ни духу. Впрочем, это никого не озаботило. Ушел в запой, подумало большинство. Чтоб ты навеки пропал, подумало меньшинство.
В сентябре того же года аптекарю в Тохмаярви пришла очередная бандеролька с книгой Жюля Верна на имя Антти Тойвонена.
Юрье просил Тойво лично заехать за инструкцией, так как материала было много, и в корешок книги он не помещался. Даже такой толстой, как «Двадцать тысяч лье под водой». А также приглашал к нему в загородный дом, чтобы, так сказать, чествовать в закрытом кругу очередную годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции.
Тойво ничего не стал говорить Лиисе о том, что уходит. Просто попросил, если его долго не будет, чтобы она посмотрела за его хозяйством.
— Если ты задержишься, помни — я отсюда никуда не уйду, — сказала женщина. — Без тебя никуда не уйду.
Слова были какими-то странными, словно бы пророческими. Но она ничего не стала добавлять, просто перекрестила его и ушла.
Кто была Лииса для него, и кто был он для нее? Они не были ни семьей, ни коммуной. В их отношениях не было никакой страсти. Вообще, их связь, скорее, была дружеской. Ну, почти
