тех, кто издевался над лежащей на земле Алёной.
С них я решил начать потому, что они двигались намного меньше, чем их камрады. Жертва лежала без сознания и была, соответственно, неподвижна, поэтому они никуда не торопились и не суетились. Те же, кто рвал одежду на главвраче, получали отпор, поэтому были более сложными целями.
Не успел первый немец получить свою порцию свинца, а я уже вновь нажимал на спусковой крючок.
После того, как умер второй, оставшаяся двойка, которая при выстрелах растерялась, бросила свою жертву и побежала к ближайшему мотоциклу.
Третий рухнул, получив пулю в шею, так и не добежав до своего трёхколёсного транспортного средства, а вот четвёртый оказался самым прытким и таки успел запрыгнуть в коляску, и даже дотронуться до пулемета, прежде чем получил заслуженную награду, отлитую из свинца, в глаз. И хотя пули были не серебряные, но и свинец, тем не менее, действовал на нежить достаточно эффективно. Правильно действовал.
Немец уснул вечным сном, а я, не став подниматься, сфокусировал взгляд и вновь пробежал им по поражённым целям, готовый в любую секунду выстрелить последним патроном по недобитому врагу.
Но движения со стороны покойников не было. Оно и понятно, пуля от мосинки шутить не любит, особенно когда попадает в жизненно важные для функционирования всего организма органы. Все немцы неподвижно оставались на своих местах, и я стал размышлять над возможностью идти вперёд.
«Идти или подождать пару минут? Вдруг еще какие немцы появятся? — думал я, окидывая округу сфокусированным взглядом.– С другой стороны, у меня всего один патрон, и если появится враг, то стрелять по нему мне будет попросту нечем. А значит, нужно вооружиться. И сделать это можно, забрав трофейное оружие у немцев. Им оно теперь всё равно уже не нужно».
— Не пугайся, это я, — неожиданно прохрипели сзади, выбив меня из размышлений.
Повернувшись, с удивлением увидел запыхавшегося и полностью вымотанного Воронцова. Несмотря на летнюю погоду, с чекиста валил клубами пар, как из паровоза.
Как он умудрился бежать за мной с ПТР, которое весит семнадцать с лишним килограмм, при том, что у него была сквозная рана в груди, я понять не мог. То ли рана не так болела, то ли человек был великого мужества и несгибаемой силы воли.
Скорее второе. Воронцов был действительно сделан из легированной стали, ибо всегда был со мной на передовой, хотя рана его была более чем серьёзной. Если бы он лежал в госпитале, то ему никто бы и слова не сказал, что он не в рядах обороняющихся. Но лейтенант госбезопасности был не из тех, кто в трудную минуту готов отсидеться в стороне. Он делал всё возможное, чтобы помочь нам сражаться с врагом. И хотя эти слова звучат несколько пафосно, они были самой настоящей сермяжной правдой — Воронцов делал всё, что мог, невзирая на боль.
Вот и сейчас он не остался в стороне и прибежал за мной на выручку попавшим в западню раненым.
— Нельзя так пугать, — сказал я и, поднявшись, помог ему присесть.
— Больше не буду, — стараясь отдышаться, кивнул Воронцов, положив ПТР на траву.
Принял оружие, посмотрел в сторону дымящейся машины и передал свою винтовку лейтенанту.
— Там, как и в ПТР, всего один патрон остался. Дай мне свой ТТ, а ты прикрывай.
— А ты всех перебил? Сколько их там было?
Я доложил.
— Хорошо. На… — сказал тот, вытащил из кобуры пистолет, протянул его мне, а сам, взяв винтовку, лёг и приготовился к стрельбе. — Только ты, это, давай, аккуратней там.
Обменявшись оружием, пригнулся и побежал по склону вниз, держа пистолет перед собою и готовый начать стрелять в недобитых противников в любую секунду.
При приближении увидел поднимающуюся с земли фигуру. Это оказалась Анна Ивановна. Она мутным взглядом посмотрела на меня, закрывая рукой разорванный на груди халат, и подошла к лежащей на обочине Алёне. Нагнулась к ней, похлопала ладонью по щекам.
Потом заметила моё приближение и подняв одну руку вверх, устало крикнула:
— Это мы — свои.
Не знаю, опознала ли меня в этот момент или нет, но очевидно, что приближающегося солдата она идентифицировала не как противника, потому что отвернулась от меня, встала перед Алёной на колени, подняла её голову и вновь похлопала по щекам.
Когда я подбежал, Алёна уже очнулась. Но сразу же, закрыв руками глаза, начала плакать. Было очевидно, что она испытала глубокое потрясение от случившегося. Часть её одежды была разорвана, другая часть была в крови. За то время, пока я приближался, твари не успели причинить ей физического вреда, но вот с моральной стороной вопроса было сложнее. Молодой девушке пришлось воочию увидеть звериный оскал гитлеровской Германии и убедиться в том, что наша страна и наш народ воюет с самыми настоящими двуногими нелюдями.
Алёне я очень сочувствовал и хотел бы как-то утешить, найдя нужные слова, но сейчас мне было не до этого. Держа пистолет перед собой, я поочерёдно обошёл всех немцев, и, чтобы не испытывать судьбу, выстрелил в каждого ещё по разу.
После этого помахал Воронцову, чтобы тот спускался, а сам забрал у немцев оружие, сложил его в кучу у заднего колеса полуторки и направился к лежащим на земле телам водителя и молодого бойца. Оба они были в солдатской форме и оба, без сомнения и к сожалению, были мертвы. Каждый получил очередь из автомата в грудь, поэтому шансов выжить у них не было.
Предчувствуя, что увижу точно такую же картину, хотел было открыть дверь кузова, но тут увидел, что со стороны, откуда ехали мотоциклисты к нам, из-за леса выехал немецкий бронетранспортёр.
— Пригнитесь! Немцы! — выкрикнул я, показав рукой направление, и пригнувшись, побежал навстречу к спускающемуся Воронцову, который кроме винтовки Мосина нёс ещё и противотанковое ружьё.
Подбежав, забрал у него ПТР и рванул к дымящемуся капоту полуторки. Поставив на него ружьё, прицелился. Расстояние до цели было около трёхсот метров и с каждой секундой уменьшалось.
Очевидно, немцы в «Ханомаге» заметили, что их мотоциклистов не видно, а потому стали о чём-то переговариваться. Я прекрасно видел и водителя броневика и сидящего рядом с ним офицера, который, что-то крича, показывал в нашу сторону руками. Через секунду у пулемёта, стоящего наверху броневика, появился немецкий солдат.
Ждать больше было нельзя, и я без тени сомнения послал последний снаряд в кабину бронированной цели.
Я рассчитывал, что попадание болванки в металл вызовет
