Спускаюсь вниз, оставляя Марину одну. Ей нужно успокоиться. Все стало слишком серьезно, и отпустить ее молча я не могу. Она должна знать, что я ее люблю, она не должна винить себя в предательстве или уходе, если меня вдруг не станет. Она должна быть в курсе, что такой исход возможен, что я попросил ее уйти сам, что она меня этим не предавала. А зная ее, она никогда не сможет простить себе предательства.
Данил сидит в гостиной, в кресле. Подхожу сзади, и он резко подрывается на ноги.
- Сидеть! - кладу руку на его плечо, рывком возвращая обратно.
- Ее там на куски рвут, а я должен сидеть?
- Если ты появишься в поле зрения журналюг рядом с ней, вас сожрут. И ей достанется больше, чем тебе. Поэтому прижми *опу к стулу и не дергайся.
Обогнув кресло, замираю у окна. Сыночек смотрит мне в спину. Он сам втянул свою девчонку во все это болото, хотя бы тем, что изначально не сознался ей в том, что был виновником аварии, в которой она пострадала. Оборачиваюсь, Даня прожигает мою спину глазами.
- Что ты на меня так смотришь? Ты сам виноват во всем, что произошло. Надо думать башкой, я тебе об этом постоянно говорю. Какого черта ты связался с этой девчонкой? Не знал, с кем спишь?
- Не смей ее…
- Тише, тише, Робин Гуд, сядь, я сказал.
Мне не нужно до него даже дотрагиваться, хватает взгляда, чтобы усадить его на место.
- Молодец. И чтобы я тебя, кроме как в этом доме, нигде больше не видел, пока все не уляжется, раз ты не хочешь покидать Москву.
Умалчиваю о его скором отъезде в Штаты, чтобы этот клоп не сбежал из дома.
- Почему ты им не помог?
- Что?
Сын решил давить на жалость и мою человечность. Которой уже давно нет.
- Ты замял дело и никому не помог, у них травмы…
- Ты действительно такой дурак или прикидываешься? Моей задачей было отмазать тебя, а не спасать всех вокруг. К тому же я не вникал в то, что там произошло. Мне лишь отчитались, что все улажено.
- И ты никогда не задумывался о том…
- А много ли задумывался ты, сынок? Прекрати оправдывать свою трусость за мой счет!
- Верни мой телефон, - настороженно поднимается, делая шаг в мою сторону, - убери охрану, - еще шаг, - и выпусти меня из этого чертового дома! – орет мне в лицо, между нами совсем крохотное расстояние.
Сцепляю зубы, внимательно вглядываясь в это наглое лицо. Склоняю голову вбок, касаюсь пальцами своего подбородка, думая о том, что проще было бы запереть его где-нибудь, пока все не уляжется. Но нет ведь, мне вновь и вновь становится его жалко.
- Помоги ей, ты же можешь…
Сын говорит тихо. Выглядит не ахти.
- После того, что она устроила? Она вынесла все на публику, у меня нет желания помогать тем, кто хочет утонуть. Тебя там не было в ту ночь. Кто бы что ни говорил. Нет ни одного документа, ни одной записи, ни одного свидетеля. Твоей машины тоже нет. И тебя в стране не было. У Дягилева есть мотив тебя оболгать. А у них - мотив обогатиться. Баста.
Как оказалась, девчонка, или ее подружка, в этом деле тоже постаралась на славу. Решила утопить Даньку по полной, правда, теперь ее вот уже вторую неделю полощет пресса. Сынок был виновником для всех совсем недолго, все стрелки быстро перевелись на девчонку. Стоило только приплатить, чтобы от него отвели шумиху. Рабочая версия, а самое главное, убедительная. Жажда наживы всем куда ближе.
Но мне уже давно нет дела до всей этой заварушки с аварией в прессе. Ориентир сместился, и мне нужно думать о том, как убрать Войтова, а не заниматься этим детским садом на выгуле. На кону реальные вещи, такие как возможность дышать и ходить по земле.
- Она ничего не делала, я в это не верю. Это не она, это ее подруга.
- Какая разница?
Сверху слышится шум. Марина спустилась вниз, поставила чемодан позади себя, вытащив ручку. Немного задрала подбородок и пошла на выход, словно гостиная пуста. Сдержав улыбку, подаюсь к ней.
- Куда ты собралась?
- Это тебя больше не касается.
- Марина, что за детский сад! Твою мать.
Вытягиваю руку, и она шарахается в сторону. Смотрит надменно, только в уголках глаз стоят слезы.
- Не приближайся и не трогай меня. Стой там, я сказала!
- Марина, что за бред, куда ты едешь?
- Домой.
- Твой дом здесь.
- Мой дом не может быть там, где человеческая жизнь ничего не значит. Тебя устраивает твоя жизнь, пожалуйста. Вперед. А я так не могу.
Шелест бесшумно появляется позади и оперативно забирает Маринин чемодан.
- Богдан, хоть ты ей скажи, - смотрю на него, читая в глазах его во мне разочарование.
- Мам, идем, - подталкивает ее вперед, - Александр Николаевич, давай без скандала.
Марина выходит на крыльцо. Делаю шаг в сторону Шелеста, и он вытягивает ладонь.
- Не надо, прежде чем прибежит охрана, я успею переломать тебе немало костей. Даня, держись, - сжимает в воздухе кулак.
Они уходят, громко хлопнув дверью. Все прошло хорошо. Данил с удивлением смотрит мне в лицо. Так, теперь дальше, разворачиваюсь и, вытащив телефон, сажусь на диван. Теперь по закону жанра, как и всегда, мне нужно прибрать за сыном и разгрести все, что он натворил.
- Где живет твоя Разумовская?
- Тебе зачем?
- Помогать будем. Адрес диктуй!
Испания. Три месяца спустя
- Я слишком подставляюсь, Доронин, и вариант пятьдесят на пятьдесят меня не устроит.
- Я понимаю. Поэтому отдам тебе шестьдесят пять. Контрольный пакет будет твоим.
- Хорошо, - Миронов пригубил стакан с виски и уже более расслабленно опустился в кресло.
- При этом ты вернешь мне все выкупленные Войтовым акции моего заводика.
- Тот, который по переработке нефти?
- Он самый.
- Ладно. По рукам.
- Отлично.
- Слушай, Александр Николаевич, я спросить хотел, все поговаривают, от тебя жена ушла, со скандалом, из-за этого случая с аварией. На развод, говорят, подала.
- Ушла.
- Бабы. Чуть дела на спад, и сразу в кусты. Но ты не переживай, уверен, Войтов совсем недолго будет нам помехой.
- Я надеюсь.
- Скоро мы его закроем.
- Думаю, нам нужно предпринять более кардинальные меры.
- Ты уверен?
- Полностью. Мои люди этим займутся. Все, что нужно от тебя, разыграть наш с тобой разлад. Жести, пока я добрый. Все время, что эта сука дышит, мы с тобой враги.
