автора приговорили к смертной казни, обвинив в «покушении на государево здоровье», заговоре и измене. Екатерина приговор смягчила. Она признала Радищева виновным в преступлении присяги и должности подданного изданием книги, «наполненной самыми вредными умствованиями», разрушающими покой общественный и умаляющими должное ко властям уважение, но заменила казнь десятилетней ссылкой в Сибирь, в Илимский острог.
На приказе о высылке Радищева императрица начертала: «неоспоримо, что лучшей судьбы наших крестьян у хорошего помещика нет во всей вселенной». Наверное, к старости лет она сама себя в этом убедила, позабыв о том, что в молодости присваивала себе «республиканскую душу».
Жертвой престарелой Екатерины стал и еще один известный литератор, издатель и благотворитель, масон Николай Иванович Новиков. Екатерина фактически отняла у него типографию, велела произвести ревизию издаваемых им книг и училищ, которые Новиков содержал на средства от продажи книг и благотворительные пожертвования, на предмет масонской ереси. Самого Новикова было приказано проэкзаменовать по «Закону Божию». Все было исполнено, но из более чем четырехсот книг лишь около двадцати были признаны подозрительными, а в программе училищ вообще ничего крамольного не нашли.
Новикову бы притихнуть, затаиться, но вместо этого он предпринял грандиозную благотворительную акцию. Выдался неурожайный год, начался голод, но правительство ничего не предпринимало, хотя бедствие приняло ужасающие размеры. Тогда Новиков организовал масонов для помощи голодающим и собрал огромные суммы. На эти деньги Новиков покупал большие партии хлеба и бесплатно раздавал его крестьянам, накормив сотню деревень и сел. При этом он просил крестьян, если они смогут, вернуть ему стоимость хлеба деньгами или натурой в будущем году. Действительно, через год стали поступать деньги и хлеб от крестьян, и на эти деньги Новиков снова купил зерна, поместив его в хранилища на случай нового неурожая. Но эта благотворительная акция породила сложнейшие денежные расчеты, которые властями были обращены против Новикова.
Откуда такое недоверие? Ведь, по сути, Новиков занимался одобряемой самой Екатериной благодетельностью. Дело было в том, что он занимал руководящее положение среди российских масонов, а эту организацию Екатерина, мягко говоря, не одобряла. Она в явном беспокойстве писала Безбородко о «разного рода масонских ложах и с ними соединенных мартинистских иллюминатах и других мистических ересях», «клонящихся к разрушению христианского православия и всякого благостройного правления, а на место оного вводящих неустройство под видом несбыточного и в естестве не существующего мнимого равенства». [53]В 1784 году деятельность масонских лож в России была официально запрещена.
Новиков закрыл дело, и вместе с тяжело больной туберкулезом женой и детьми уехал в деревню, в Авдотьино. Его супруга вскоре умерла, сам он тяжело недомогал. Но это не остановился стареющую и крайне подозрительную государыню. Она узнала, что Новиков вел какие-то переговоры с Павлом Петровичем и немедленно заподозрила заговор, направленный против нее.
Новикова арестовали. Следствие вел сначала в Москве главнокомандующий Прозоровский, затем в Шлиссельбурге знаменитый «кнутобоец» Шешковский. Новиков был приговорен к заключению в крепость на 15 лет. Есть основания думать, что во время следствия он был подвергнут пытке.
Еще одним шокирующим эпизодом стало сожжение трагедии Якова Борисовича Княжнина «Вадим Новгородский», действие которой происходило во времена легендарного Рюрика. Драматург Княжнин был очень популярен. Он был автором либретто многих комических опер, его куплеты распевал весь Петербург, а его сочинения даже издавались за государственный счет. И вдруг тираж пьесы Княжнина публично сжигают!
Написан «Вадим Новгородский» был еще в 1789 году, но после нескольких репетиций Княжнин забрал трагедию из театра, так как сам осознал ее вольнодумство. Еще бы! В финале главный герой говорил Рюрику, признавая, что «власть его угодна небесам»: «Все пало пред тобой: мир любит пресмыкаться; / Но миром таковым могу ли я прельщаться?», а далее обращался к народу: «Ты хочешь рабствовать, под скипетром попран!» – прямой вызов самодержавию! Могла ли просвещенная монархиня, привыкшая к лести и всеобщему восхищению, стерпеть подобное?
Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба Княжнина, но в 1791 году он скоропостижно скончался «от злейшей горячки», а его рукопись каким-то образом попала в руки к президенту российской академии Екатерине Дашковой, к тому времени бывшей на ножах с императрицей. Желая уязвить Екатерину, она дала согласие на издание пьесы. Разразился скандал. Дашковой пришлось оправдываться, но отставки она все равно не избегла, а тираж был изъят и сожжен на площади около Александро-Невской лавры. После этого по Петербургу еще долго ходили слухи, что на самом деле Княжнин умер не от горячки, а был засечен до смерти в Тайной канцелярии полицмейстером Шешковским.
А в мире тем временем было неспокойно. Во Франции восставший народ сверг короля и предал его казни. Узнав о смерти Людовика XVI, Екатерина была так потрясена, что слегла в постель, а поправившись, разорвала все договоры, ранее с Францией заключенные. Дело было не только в политической солидарности, не только в простой человеческой жалости к казненным, Екатерина, увлекавшаяся трудами философов-республиканцев, воочию увидела, сколь чудовищную форму могут принимать их идеи. Она словно очнулась ото сна и с этого момента перестала либеральничать. Приказала выслать из России всех французов, заподозренных в симпатии к революции, а всем русским, пребывающим во Франции, вернуться на Родину. «Я ошиблась, – признавалась Екатерина, – … закроем наши высокоумные книги и примемся за букварь». В 1794 году она с горечью и гневом писала Гримму: «Я вчера вспомнила, что вы мне говорили не раз: этот век есть век приготовлений. Я прибавлю, что приготовления эти состояли в том, чтобы приготовить грязь и грязных людей разного рода, которые производят, производили и будут производить бесконечные несчастья и бесчисленное множество несчастных».
Есть веские доказательства того, что Екатерина имела все основания беспокоиться за свою жизнь и за общественный порядок в России. Так полиция получила донесение от шпионов, что французский агент Бассевиль получить задание убить императрицу. Обнаружить Бассевиля полиции не удалось. Распространялись слухи, что якобинцы и масоны соединясь, умыслили отравить государыню ядом. Говорили о существовании заговора, «управляемого якобинцами из Парижа».
1796
В XVIII веке люди умирали раньше, нежели теперь. Возраст за шестьдесят считался уже преклонным. Петр I умер в 54 года, Елизавета Петровна в 52, Анна Иоанновна в 47. Однако Екатерина была уверена, что проживет Мафусаилов век, потому что еще в юности какой-то предсказатель уверял ее, что она разменяет девятый десяток, и она свято верила в это предсказание. В 1789 году она написала: «Мне теперь шестьдесят лет, но я уверена, что проживу еще двадцать с лишним». Увы, надежды ее не сбылись.
Здоровье ее становилось все хуже. Екатерина страдала от избыточного веса, отеков и гипертонии. Ей было тяжело ходить, особенно сложно было подниматься по лестнице, так что слугам приходилось делать подмостки.
На ухудшение самочувствия влиял и любимый царицей
