все равно придется. Однако не сейчас, когда-нибудь в будущем. Сейчас Оливер слишком запутался, чтобы пытаться вылезти из ямы, в которую он так красиво и грациозно падал, все сильнее и сильнее утопая в противной грязи.
Когда Расмуссен вернулся домой из школы, отец, к большому счастью, все-таки действительно уже был в своей комнате. Возле него крутилась Эльфрида, трепетно пытаясь помочь мужчине справиться с простудой. Да-да, все странное поведение Йоханесса списали на температуру, пускай Оливер и знал, что дело далеко не в ней. Мальчик не глуп и не слеп. Он видел, как отец рушился на глазах, потому что связался с чем-то пугающим и незаконным. Но, конечно же, Пауэлл сказала, что у Расмуссена просто слишком богатое воображение.
Парень не мог просто так принять то, что взрослые считали его маленьким ребенком. Оливер правда мог помочь, потому что он хотел этого, потому что это казалось важным. Но Эльфрида предпочитала не прислушиваться к «лепету малыша», а к Йоханессу юноше подходить весь вечер строго-настрого запрещалось. И в тот день Оливер решил, что теперь ему банально придется ввязаться во «взрослую игру», пускай и без спроса и согласия. Отцу нужна помощь, причем заключалась она далеко не в лекарствах, а в чем-то более крупном. Да, Расмуссена не хотели впускать во все тайны и загадки, связанные с жизнью Ольсена, но парень помнил его разговоры про деньги и каких-то опасных людей, которым Йенс задолжал. Теперь предложение Лексы относительно работы в баре не казалось таким странным и глупым. Теперь, быть может, это единственный шанс выбраться из ямы.
Так же ночью Расмуссен много думал о том, что вчера сказала ему подруга про своих родителей. Бесспорно, Оливер испугался этой новости, но в конечном итоге решил, что деятельность мафиози ни в коем случае не определяет характер и поведение их дочери. Девочка с короткими золотыми кудряшками является верной подругой мальчика с печальными серо-голубыми глазами, поэтому из-за этой устрашающей новости Олли не собирался портить отношения с Лексой.
Больше всего ужасали Расмуссена мысли о том, что загадочный некто, кому отец задолжал денег, и родители подруги могут быть тесно связаны. Но Оливер быстро выбросил из головы подобные гипотезы, потому что вероятность такого совпадения слишком низкая.
Не добавляли уверенности вечные взгляды Молли, которые Расмуссен ощущал на себе, но стоило ему повернуться в сторону Фостер — девочка отворачивалась и делала вид, что не смотрела на юношу. Кажется, все было так же, как обычно. Утром Оливер поздоровался с одноклассницей, а она дружелюбно ответила ему. Потом Молли во время перемены сидела под своим любимым деревом и читала любовный роман, а Расмуссен бесцельно гулял по дорожкам, наблюдая за людьми. Сейчас, во время обеденного перерыва, юноша все так же один сидел за самым дальним столиком, в то время как Фостер крутилась возле поварихи, с которой, по слухам, состояла в родстве. Однако сердце Оливера больше не горело ярким пламенем, когда он слушал, как четко, но слегка неуверенно Молли отвечала на вопросы по физике. Расмуссен свалил все на свои заботы, которых в последнее время накопилось слишком много. Сладким мыслям о девочке было не вместиться в распухшей голове парня, но место, выделенное там исключительно для Фостер, все еще оставалось нетронутым. Кажется, что Молли очень близко, но в тоже время так далеко!
— Привет, Орфей. Опять думаешь о своей Эвридике? Прости меня, глупого Аристея, что вы до сих пор не гуляете во дворе школы за ручку. Но ты можешь отправиться в подземный мир. Может быть, твоя грустная музыка смягчит сердце Аида и Персефоны, — задорным голосом произнесла Лекса, плюхаясь на стул возле Оливера и ставя на стол свой поднос с едой.
— Я думаю не о Молли. Почему сразу она? — обиженно надулся юноша.
— Заметь, что я ничего не говорила про Молли. Ты сам про нее вспомнил, — как-то слишком уж горько усмехнулась девушка.
Расмуссен вяло повернул голову в сторону окна, пытаясь отвлечься от неприятных мыслей хотя бы на пейзаж. Черт подери, даже на улице шел дождь!
— Ты какой-то напряженный. Что случилось? — все так же легкомысленно спросила Лекса, запихивая в рот огромный кусок котлеты. Оливер невольно нахмурился, совершенно не понимая, как подруга может сохранять спокойствие в такой тяжелый жизненный период. — Как там твой блудный папаша?
— Дома. Тётя Фрида сказала, что он заболел, а у меня слишком бурная фантазия. Но это не правда, — юноша тяжело вздохнул. — Я же вижу, что что-то не так. И я безумно хочу помочь.
— Мое предложение, радость моя, все еще в силе. И я тут подумала: твоей зарплаты никогда в жизни ни на что не хватит. Так что Салли Смит готова пожертвовать своими деньгами ради папочки своего друга.
Оливер перевел удивленный взгляд на Лексу. Девушка в это время как раз собиралась закончить трапезу, но, заметив краем глаза выражение лица Расмуссена, закатила глаза, отложила вилку и повернулась в сторону юноши.
— Я копила деньги, чтобы доказать маме, что я не избалованная идиотка. Ну, знаешь, чтобы не нуждаться в её подачках. Она моя мама, а не золотые прииски. Но, в принципе, я уже купила то, в чем нуждалась. И мне не жалко, Оливер. Для тебя эти деньги, может быть — последняя надежда. А я не умру без зарплаты.
— Нет, Лекса. Я не могу принять такую жертву. Ты ничем мне не обязана, — прошептал Оливер, отвернувшись от девушки, потому что почувствовал, как бледные щеки загорелись также ярко, как спелая рябина.
Подруга тяжело вздохнула и осторожно взяла руку Расмуссена в свою, что заставило юношу вновь повернуться к однокласснице лицом. Олли, конечно, много времени проводил с Лексой, но прикосновения — это то, чего и парень, и девушка почему-то предпочитали избегать. Хотя за себя юноша вообще-то мог сказать: он был слишком стеснительным. Но руки одноклассницы, нельзя поспорить, были очень мягкими и красивыми. Она нежно гладила длинными тонкими пальцами кожу Олли, глядя ему прямо в глаза и ласково улыбаясь при этом. И почему-то это не было чем-то неловким и неправильным. Наоборот, юноша чувствовал себя на своем месте, ощущая необъяснимое, но приятное тепло, расползающееся в груди. Возможно, Оливеру даже стало немного стыдно за странные мысли и чувства. Но Лекса же его лучшая подруга, это нормально.
— Люкас Уорд. Тебе нравится? — разрушила тишину девушка.
— А? — отрешенно спросил юноша, не понимая, о чем говорит подруга.
— Тебя будут звать Люкас Уорд. На самом деле, первое, что в голову пришло, но, по-моему, неплохо. Люкас Уорд и Салли Смит
