на верховного друида, но ничего не ответил. В его присутствии он всегда испытывал странную смесь волнения и страха. Кормах и притягивал его, и отталкивал. При этом он прекрасно понимал, что старику не осилить и мухи: он давно иссох, как старая ветка, лицо, покрытое множеством морщин, задубело и побурело от ароматического огня, ибо так Кормах пророчествовал — обретал вдохновение, глядя на пламя.
Возможно, этим все и объяснялось: в Кормахе ощущалось присутствие Иного Мира, как если бы он стоял одной ногой по эту сторону, другой — по ту, и Талиесин чувствовал это острее других. Смотреть в эти глаза было разом и увлекательно, и немного страшно.
— Расскажи мне о видении, — повторил Кормах.
Талиесин кивнул.
— Я видел Стеклянный остров, учитель. Он был далеко в западном море и сиял, как шлифованный камень, как дивный самоцвет…
— Да? И что потом?
— Он был прекрасен, но печален. Они кричали… голоса кричали… «Погибли, — кричали они, — все погибли». Так грустно, учитель. Без всякой надежды.
— А потом?
— Потом остров исчез, и больше я ничего не видел.
— Как он исчез? Вспомни хорошенько.
Талиесин закрыл глаза.
— Он поблек. Поблек, но в то же время вроде ушел под воду.
— Ты уверен?
— Да. — Талиесин кивнул.
Кормах вздохнул и тоже кивнул. Он поднял глаза к клочку голубого неба между ветвями. На поляне было тепло, птичье пение навевало дремоту, листья тихонечко перешептывались, словно деревья разговаривали друг с другом.
— Что это значит? — спросил Талиесин. — Стеклянный остров и впрямь заколдован, как говорят?
— Заколдован? Нет. — Кормах медленно покачал головой. — Он не заколдован, во всяком случае, в том смысле, который ты в это слово вкладываешь. Он существует на самом деле. Это Западные земли, или Летние острова, вернее, то, что от них осталось. Что это значит? Да, что это все-таки значит?
Верховный друид сложил руки на посохе и опустил на них голову.
— Это значит, Талиесин, что вновь подступает тьма, и мы должны быть готовы.
— Темное время?
— Вижу, Хафган тебе говорил.
— Но откуда приходит тьма?
— Когда Верховный Дух сотворил мир, он повелел солнцу сиять, а тьму заключил в подземный мир, где она и обитает, взирая на мир света из темной холодной пещеры и исходя завистью. Однако время от времени свет слабеет, тьма вырывается наружу и пытается захватить мир. Ей это не по силам, и она уничтожает то, чем не может завладеть. Много тысяч лет Западные земли стояли на страже света, и, пока они оставались в силе, тьма не могла покинуть пещеру. Но теперь… они ослабели. Почему, не знаю.
— А прежде такое бывало?
— Да, и неоднократно. Но каждый новый раз хуже предыдущего. Темнота набирает силу, ее все труднее разбить и загнать обратно в пещеру. В прошлый раз она на сотни лет окутала мир. Опять-таки, это было, когда люди Запада ослабели, и море поглотило большую часть Летних островов.
Глаза Талиесина расширились.
— Что было потом?
— Люди Запада частью перебрались сюда, частью — в другие края, кто-то остался на последней из Западных земель. Ее отражение мы время от времени видим и называем Стеклянным островом.
— Так я и вправду его видел?
— Да, видел. Не всем это удается.
— А ты его видел?
— Дважды.
Нахмурившись, Талиесин обдумывал все, что услышал от Кормаха.
— Если Западные земли погибнут, — сказал он, — то сдерживать тьму придется нам.
Глаза Кормаха сузились.
— С чего ты взял?
— Кроме нас, некому, потому что никто больше не знает и ничего поделать не может.
Верховный друид задумался и долго сидел, глядя на мальчика, белокурого, со светлым и высоким лбом, с глазами, как лесные озера — то голубыми, то темно-зелеными, — и гибким телом. Он вырастет высоким, выше многих. Кормах еще раз взглянул на него и спросил:
— Кто ты, Талиесин?
Сказано это было вполне ласково, но мальчик вздрогнул, на лице его отразился испуг. Кормах видел его смущение и подумал, что Хафган прав. Талиесин так отличается от других, что порой забываешь, что он всего лишь ребенок. И все же что ему ведомо? Какие силы ему подвластны?
— Я Талиесин ап Эльфин, — отвечал мальчик, потом признался: — Порой мне кажется, я могу вспомнить что-то еще — надо лишь как следует напрячь память. Но у меня ни разу не получилось.
— И не получится, малыш. Во всяком случае, сейчас.
— Вчера ночью мне кое-что вспомнилось, а сегодня утром показалось полной бессмыслицей.
— Со временем ты вспомнишь все, главное — смотри и слушай.
— Скажи, учитель, а как же быть с тьмой? Надо же что-то делать.
— Каждый должен делать то, что в его силах, Талиесин. Это все, что в человеческой власти. И все же, если бы все это исполняли, не о чем было бы тревожиться. Да, этого было бы более чем достаточно.
Талиесин снова нахмурился.
— Было бы? Ты хочешь сказать, кто-то не устоит?
— Да, малыш, это так. В некоторых людях света нет, и они поддаются тьме, когда та наступает. И это во много раз осложняет нашу задачу.
— Значит, мы должны быть смелее, — бодро отвечал Талиесин.
Верховный друид взял его за подбородок.
— Разгляди меня и запомни, малыш. Кланяйся от меня тому, кто придет после. — Кормах опустил руку и в изнеможении откинулся назад.
— Запомню, учитель, — пообещал Талиесин. — Я тебя никогда не забуду.
Старик коротко улыбнулся, потом оперся на посох и с усилием встал.
— Ладно. Теперь пошли, посмотрим, чего там Блез наловил.
Они вместе покинули поляну; Талиесин вел в поводу бурого пони.
Хафган сидел на пне у ворот; когда они показались из лесу, он встал и присоединился к ним.
Кормах отправил Талиесина вперед, чтобы поговорить с Хафганом.
— У меня была еще причина повидаться с тобой. Я хотел сказать тебе, пока не сказали другие.
Хафган кивнул.
— Выбор не труден, — продолжал Кормах. — Не надо есть орехов или пить дубовую воду. Верховным друидом станешь ты.
Хафган остановился и поглядел на учителя.
— Эта честь мне не по заслугам.
— Никакая это не честь, — сказал Кормах, — это твое право. Больше никому меня не сменить.
Хафган шевелил губами, но слова застряли у него в горле. Он повернулся к обрыву и поблескивающему на горизонте серебряному ободу моря.
— Не печалься, — сказал Кормах. — Я стар и очень устал. Надо, чтобы братство возглавил кто-то помоложе. Мне повезло — я выбрал себе преемника и умру спокойно.
— Я тебя провожу… — начал Хафган.
— Нет никакой нужды.
— Прошу, дозволь тебе услужить.
Старый друид мягко покачал головой.
— Твое место здесь, с мальчиком. Оставайся. Мы еще увидимся до Самайна. — Он глубоко вдохнул. — А-ах, этот морской ветер пробуждает голод.
Хафган
