class="p1">Герц поспешил в банк, чтобы до закрытия обналичить чек.
Потом он пошел домой собрать вещи. Мирьям полагалось быть в офисе Общества исследования человечества, но на звонок она не ответила.
«Возможно ли, что Минна знала о беременности Брони и не сказала мне? – Он позвонил, но и ее дома не застал. – Вот они, мои враги. Все радуются моему падению, – думал Герц. – “Враги человеку – домашние его”», – вспомнилось ему.
Он достал чемодан, сложил туда рубашки, носовые платки, носки.
«Не хочу я детей! Не хочу приводить новые поколения в эту юдоль слез! – кричал Герц высшим силам. – Боже Всемогущий, помоги ей! Пусть она исцелится. Если же нет, забери и меня. Я погубил достаточно душ. Не могу больше быть душегубом».
Внутри у Герца все свело, ко рту подступила горечь. Вот-вот стошнит. Он пошел в ванную, наклонился над унитазом, открыл рот, но не выдавил ничего, кроме жалкой струйки желчи. В висках стучало, перед глазами мельтешили пятна.
«Я душегуб, убийца. Словно зарезал ее ножом… и что мне делать с ребенком? Я старый еврей. Нет, старый нацист».
Зазвонил телефон. Липман. Он забронировал Герцу место на семичасовой рейс. Герц поблагодарил и одновременно подумал: «Кто знает? Самолет может потерпеть крушение, и таков будет мой конец?» Всего несколько дней назад несколько десятков пассажиров заживо сгорели при крушении самолета. «Да, вполне подходящий финал для этой трагикомедии», – решил он.
Снова зазвонил телефон, Герц поспешил к аппарату.
– Хаймль, чем ты сейчас занят? – хриплым голосом сказал Моррис Калишер. – Я звонил тебе в офис, но никто не ответил. Хаймль, мне надо кое-что с тобой обсудить. Важное дело.
– Какое дело? Я должен срочно лететь в Майами. С Броней худо. Все злые силы ополчились на меня. Я уже совершенно измучен.
– Погоди, не теряй голову! Если ей худо, Всевышний может излечить ее, – сказал Моррис. – Он исцеляет недужных. Кем бы ты ни был, отец твой как-никак пильзенский цадик. Ты принадлежишь к славному роду, и, вероятно, у тебя свои заслуги. «Грешный Израиль – все равно Израиль». При всем сумасбродстве ты – великий человек. И по этой причине тебе все простится.
– Моррис, я попал в ужасное положение. Я в отчаянии. Минна дома?
– Миннеле ушла в типографию. Гранки готовы. Хаймль, мы оба решили, что ты должен написать предисловие к ее книге. Ты уже богатый человек, что верно, то верно, но мы тебе заплатим. Написать надо страниц пять-шесть, не больше, и я выдам тебе чек на тысячу долларов. Раз ты богат, ты наверняка любишь деньги, как все богачи.
– Мойшеле, мне сейчас совершенно не до писаний. Рассудок истерзан!
– Хаймль, Миннеле будет очень разочарована. Когда я предложил ей, чтобы предисловие написал ты, она пришла в восторг. Кто лучше тебя знает Миннеле и ее творчество? В книге оставлено шесть пустых страниц, и твое предисловие добавит ей солидности. Мы рассчитываем на тебя. Ты человек уважаемый. Даже твои враги признают, что ты фигура незаурядная. Критики, ты уж извини, полные идиоты. Попробуй выясни у них, что такое настоящая поэзия. Если ты скажешь, что книга хорошая, они все станут превозносить ее до небес. Но если нет…
– Мойшеле, Броня смертельно больна.
– Как такое возможно? Она же беременна.
– Ты об этом знаешь? Все знали, кроме меня.
– Откуда тебе знать, если ты уходишь с другой? Можешь не сомневаться, отец ребенка ты.
– Лучше бы отцом был не я. Я не хочу детей, не хочу, чтобы Гитлеру было на кого цеплять желтые звезды.
– Мы, евреи, переживем не одного Гитлера, но всех Гитлеров. Мы пережили Навуходоносора, Амана, Хмельницкого и, с Божией помощью, похороним и Гитлера.
– Пока что он хоронит нас.
– Никто нас не хоронит, Хаймль. Душа продолжает жить. Не мне говорить это тебе. Тело всего лишь оболочка. Сбрасываешь старую и надеваешь новую. Все наши души стояли на горе Синай. И мы будем здесь, когда придет Мессия, и построим Храм. Хаймль, я тебя не отпущу. Обещай мне, что напишешь предисловие.
– Я еду в Майами. Кроме того, у меня нет рукописи.
– Я привезу гранки. Типография сделала два оттиска. Мы тебе этого никогда не забудем.
– Самолет вылетает в семь.
– Я возьму такси и приеду прямо сейчас. Через десять минут буду у тебя. Долго ли тебе написать парочку страниц? Процитируй кой-какие из лучших стихов, и все мигом будет готово, оглянуться не успеешь. Я заранее выпишу тебе чек на тысячу долларов. Пришлю авиапочтой. И Броня твоя с Божией помощью поправится. Женщина она молодая и, поскольку собирается стать матерью, просто обязана остаться в этом мире. Хаймль, не хочу давать тебе советов, но, раз она собирается стать матерью твоего ребенка, возвращайся к ней и живи добропорядочной жизнью.
– Мойшеле, у нее лейкемия.
– Что? Так вдруг? Я буду молиться за нее, и ты тоже молись. Бог слышит молитвы. В Нью-Йорке есть превосходные врачи. Привези ее сюда. Я знаю врача, который творит чудеса. Поговорим об этом при личной встрече. Я буду через десять минут. Не уходи.
И Моррис Калишер положил трубку.
«Все идет прахом», – сказал себе Герц. Некоторое время он стоял возле телефона с ощущением, что тот опять зазвонит, но аппарат молчал.
Герц вернулся к сборам.
«Что я забыл положить? Наверняка ведь что-то забыл. Совершенно не понимаю, где я на этом свете».
4
Моррис Калишер курил сигару, а Герц Минскер просматривал гранки стихов Минны. Читал, напевая что-то вроде мелодии. «Банальные, пустые фразы, – думал он. – Как получается, что из-под ее пера не выходит ни единого оригинального или искреннего слова? И как Моррис может восхищаться такой глупой чепухой?»
Большие черные глаза Морриса то и дело бросали на Герца вопросительные, полуиспуганные взгляды. Он напоминал Герцу пациента, ожидающего, когда врач скажет, здоров он или смертельно болен.
«Ладно, так или иначе придется хвалить, – сказал себе Герц. – Раз уж я и без того лгун, от лишней лжи, поди, вреда не будет».
Он положил гранки и сказал:
– Примечательно.
– Тебе нравится?
– В большинстве они мне знакомы.
– Напиши теплое предисловие. Не скупись, – не то приказал, не то попросил Моррис.
Герца так и подмывало спросить: «Допустим, я их похвалю. Тебе-то что от этого, дурень? И как ты позволил этой женщине запудрить тебе мозги при всех доказательствах измены? Да, велика сила человеческого безумия».
– Хорошо, напишу, – сказал он.
– Напиши прямо сейчас. В типографии ждут. Ты же умеешь, в конце-то концов. Я видел, как ты за полчаса исписал целую кипу бумаги.
– Я могу за полчаса
