Максимов рванулся, однако все, что смог сделать, – приподнять голову и плечи, после чего снова рухнул на свое неудобное ложе.
– Что ты сказала? – пролаял, выплевывая воду. – С моей женой? Этот троглодит?
– Не обижай его, – Лилит поджала пухленькие губки. – Он – гений, он спасает мир от несчастий.
– Это как же?
– Папа долго изучал историю и сделал вывод, что когда-то, за четыре тысячи лет до наших дней, на земле существовала единая раса. Все люди были устроены одинаково и говорили на одном языке.
– Мы и сейчас устроены одинаково… в общих чертах.
– Я хочу сказать, что они не отличались ни цветом кожи, ни разрезом глаз… ничем! Был единый народ, хоть и живший в разных уголках земли.
– Твой отец – дурак! – просипел Максимов. – Я не знаток истории, но книжки читал… Уже тогда существовали и китайцы, и ассирийцы, и индусы…
– И египтяне, и ольмеки, и племя банту в Африке, – с готовностью подхватила Лилит. – Двенадцать ветвей единого народа. Папа мне все это рассказывал. Понимаешь, прошло слишком много времени с тех пор, и историки все напутали. Не было никаких отдельных наций, просто те, кто жил в Азии, называли себя китайцами и индусами, те, кто в Европе, – эллинами, те, кто в Америке, – ольмеками, и так далее. Их наследственные признаки не противоречили друг другу, а все вместе они составляли единое целое. Один земной народ. И на нашей планете царила полная гармония. Так объяснял папа…
– Будь он трижды проклят! Зачем ты читаешь мне лекции? И дай мне что-нибудь, чтобы я мог встать…
– Лежи! Папа предвидел, что ты сначала будешь злиться. Но я все тебе расскажу, и ты поймешь, какой он мудрец. Он говорил: это были двенадцать ветвей одного дерева. А разве дерево может жить в разладе с самим собой? Вот и люди жили в ладу, не было ни бед, ни несчастий… Но однажды произошел катаклизм… то, что потом назвали вавилонским столпотворением. Все перемешалось, дерево превратилось в щепки, которые разлетелись в разные стороны. И каждая щепка возомнила себя главной…
– Слушай, – сказал Максимов, поняв, что угрозами эту блаженную не проймешь, – я верю, что все так и было, но что мы можем изменить сейчас, через четыре тысячи лет?
– Ты веришь? – Лилит подпрыгнула, как ребенок, и захлопала в ладоши. – Это превосходно! Значит, мне удастся тебя убедить… Мифы о Вавилонской башне существуют у многих народов, а это говорит о том, что такое событие произошло в действительности. Может быть, дело вовсе не в башне… все это иносказательно, образно… но главное – человечество было разделено на разные племена, которые начали враждовать между собой. Я уже не говорю про хвори, которые появились тогда…
– При чем тут хвори?
– Ты не знаешь? Есть болезни, которые поражают только представителей определенных народностей. Мой отец по национальности – ашкеназ. У него одна такая болезнь, и она неизлечима. Она может передаться и мне, и моим детям…
– Наконец-то! А я уж подумал, что он затеял все это из человеколюбия и бескорыстия…
Максимов смотрел на нее и поражался. Как она могла его очаровать? Эта инфантильная дурочка, так свято верящая в галиматью, которую внушил ей спятивший отец. Возможно, ее слабоумие – один из симптомов болезни, передающейся в их роду из поколения в поколение…
– Папа думает не только о себе! – обиделась Лилит, и пухлая губка задрожала. – Он думает обо всех.
– Ах да… Еще один спаситель мира. Не много ли в последнее время развелось самозванцев?.. И как он себе представляет это спасение?
– Нужно запустить жизненный процесс на Земле заново. Начать все с чистого листа – как в первые дни творения.
– Что ж, это пара пустяков. Всего-то и нужны – Адам да Ева.
– Адам и Лилит. Первая любовь – всегда самая чистая, самая непорочная и правильная. Как знать: если бы на месте Евы осталась Лилит, вся мировая история могла пойти иначе.
Убалтывая свою полоумную собеседницу, Максимов посматривал по сторонам. Приметил на столике рядом с вазой свой револьвер. Далековато – не дотянуться. Если б руки обрели прежнюю силу! Он мог уже сгибать и разгибать пальцы, но этого мало…
Лилит порхнула к зеркалу в бронзовой оправе, висевшему на стене. Принялась царапать по нему алмазным перстнем, надетым на средний палец правой руки.
Твое имя начинается с буквы А, а фамилия – с буквы М. – Она начертила две эти литеры на блестящей поверхности зеркала, оставив между ними небольшой промежуток.
– А отчество – с буквы П, – буркнул Максимов. – Что за абракадабра?
– Избранные народы более почитают материнскую линию, нежели отцовскую. Как звали твою мать?
– Дарья.
– Вот видишь! – Лилит в восторге вписала в пробел еще две буквы. – А теперь читай!
– «Адам», – прочел Максимов и ужаснулся: – По-твоему, Адам – это я?
– Не только по-моему. Папа приказал графу изучить твое физическое состояние и решил, что ты идеально подходишь. А имя – это я уже сама додумала. И ведь как сошлось!
– И что я должен делать согласно вашему плану? – спросил Максимов сардонически. – Переселиться с тобой в Эдем?
– Зачем понимать так буквально? Тебе надо переродиться… и мне тоже. Не смотри на меня так, папа все продумал. Кровь! Она определяет натуру каждого человека, его сущность. Нам надо освободиться от крови, которая течет в наших жилах, и заменить ее другой. Папа синтезирует ее из двенадцати образцов, по числу ветвей, которые населяли землю до вавилонского бедствия. Он назвал свое изобретение эликсиром вечного счастья. Вечное счастье – это ведь куда лучше, чем вечная молодость, правда? Древние алхимики мыслили слишком убого…
До Максимова наконец начал доходить весь смысл чудовищного эксперимента, в который он оказался втянут.
– Вот для чего на самом деле понадобилось убивать и мавра, и Халима, и всех остальных…
– Они были принесены на алтарь будущего общечеловеческого счастья. Понятно, что чистокровных ассирийцев и ольмеков сейчас уже не встретить, но папа научился выделять нужную толику крови из их потомков. Для того чтобы получить хотя бы кварту, приходится перерабатывать около галлона, то есть столько, сколько есть в обычном человеке. А для того чтобы хватило на нас двоих, нужно десять-двенадцать кварт. Мне жаль этих людей, но подумай о конечной цели!
Максимова передернуло, и он сжал руку в кулак. Поспешно разжал, притворился расслабленным. Тело понемногу обретало подвижность, но не надо заострять на этом внимание Лилит. Пусть думает, что он ей подчинился.
Она вынула из-под кровати кипарисовый ларец, откинула крышку. Внутри матово поблескивал медицинский инвентарь. Лилит извлекла длинный ланцет, брызнула на него чем-то ароматным из литой бутылочки.
Максимов насторожился:
– Зачем тебе эта штука?
– Я выпущу из тебя плохую кровь. Твое тело будет порожним сосудом, в который отец зальет свой эликсир. И в мое тоже. Ты перестанешь быть русским, а я – англичанкой. Мы с тобой проснемся обновленными, такими, какими были люди до смешения народов. И мы станем зачинателями нового мира. В помощь нам папа сделает новых Адамов и новых Лилит. Наши дети сведут старое, искалеченное человечество на нет, и мир изменится к лучшему! Прежние обветшалые люди вымрут как динозавры… как гнилые деревья в лесу. Исчезнут раздоры, исчезнут болезни… по крайней мере, те, что связаны с дурной наследственностью. Ведь наши библейские прародители ничем не болели… И ты скажешь, что это не великая цель?
