ответил Стейн и, когда Венди недоверчиво и презрительно скривилась, отчаянно крикнул, стукнув по каменной стене кулаком, — я искал тебя, Анкель побери! Я днями и ночами бродил вдоль берегов Вольденграса, пытаясь отыскать путь в Регстейн. Но твой грёбаный круг семи и эта старая ведьма, будь она проклята, закрыли для меня подземелье! Я Орден создал, чтобы найти тебя, — он уже орал, не сдерживая себя. Его покрасневшее лицо исказила гримаса боли и ненависти, — чтобы вас найти, понимаешь⁈ — последние слова он произнёс еле слышно, отказывая самому себе в праве на понимание и счастье. Какое счастье, когда народ, что когда-то мог стать его народом — сократился вдвое, дочь видеть не хочет, а один из внуков убит его собственными руками⁈
Он схватился за волосы и сполз по стене, издав протяжный жалобный вой. Сердце бешено стучало, качая кровь, вот только конечности всё равно отказывали. Казалось, что проще лечь и умереть. Хотелось лечь и умереть, но Хелингард не желал принимать его.
— Какой ты жалкий, — Венди прошла мимо, сплюнув на землю около него. Стейн даже не обратил на это внимания, он продолжал покачиваться из стороны в сторону, чувствуя, как безумие овладевает им.
В голове его всё мелькали и мелькали картины счастливого прошлого: маленькое чердачное окно и запах тётушкиного хлеба, книга о магии и дерево в саду, наглая обнажённая девчонка на берегу бушующей реки, факелы на стенах пыльных коридоров подземелья, женское тело, распятое на алтаре, чистые синие глаза дочери, трубка с табаком, водопад иссиня-чёрных волос…
— Какой же ты дурак, — она вдруг села рядом, обхватывая его за плечи.
В груди пекло от невысказанной обиды и непролитых слёз. Но это могло подождать. Если чему Венди и научилась за эти двадцать лет одиночества — так это мудрости. В жизни любого наступает момент, когда тишина оказывается важнее всяких слов. И вот сейчас, когда Стейн, по-детски всхлипнув, уткнулся носом в её грудь, словно ища спасения… Внутри что-то дрогнуло. Слёзы застыли на ресницах маленькими льдинками, а сердце начало отогреваться. Она прижалась всем телом к дрожащему мужчине и закрыла глаза. Жрица уступила место девочке, что так отчаянно хотела любви.
* * *
— Томми, это твоя бабушка.
Эйрин легонько подтолкнула смущённого парнишку к Далии. И без того румяные щёки женщины раскраснелись, стоило только ей услышать слово «бабушка». Она всплеснула руками и громко воскликнула:
— Ой, что вы так, а я и пирог испечь не успела!
Она суетливыми движениями поправила подол передника, тщательно разглаживая складки на нём в радостном беспокойстве.
— Тётушка Лия, — Эйрин улыбнулась. Она снова чувствовала себя дома, а потому ей было спокойно и легко рядом с этими людьми. С людьми, сделавшими для неё больше, чем родной отец.
С отцом она помирилась по настоянию матери — ещё никогда прежде ей не приходилось видеть мольбу и слёзы в глазах мамы, как в тот раз, когда гордая жрица просила у дочери за мужа. Эйрин пришлось согласиться. Она до сих пор помнила тот разговор с тем, кого не видела долгие годы. С тем, кого готова была боготворить. С тем, кто разрушил её жизнь.
— Ри, дочка… — Стейн сделал несколько шагов вперёд. Ей странно было снова видеть эти глаза, переливающиеся янтарём, и коричневую, загорелую кожу массивных ладоней.
Эйрин перекрестила руки, обнимая себя за плечи, будто пытаясь согреться. Тело колотило мелкой дрожью. Ей хотелось быть сейчас не здесь — слишком больно было вспоминать, как среди крови, трупов и запаха железа, бьющего в нос, она увидела отца. Вот и сейчас желудок судорожно сжался, а кончики пальцев закололо, словно ужалило иголочками чертополоха. Тошнота подступила к горлу. С ней бороться было сложно, но Эйрин пока справлялась.
— Да, папа, — только и ответила она, пристально следя за приближением Стейна. В прозрачных голубых глазах не отразилось и тени той боли, что разрывала внутренности.
— Ты должна меня понять, — он стиснул ладони в кулаки. На запястье, рядом с белёсой полоской шрамика, запульсировала синяя жилка.
— Папа, — тихо, стараясь не сорваться, произнесла она, — тебя двадцать лет не было рядом, а потом ты появился живой, с сыном и армией, уничтожившей почти половину моего народа. С армией, убившей моего сына, — горечь встала комом в горле, мешая дышать, — тебя не было рядом, пока я росла, сбегала на поверхность, влюблялась, терпела выходки мамы, растила детей. Тебя не было, когда Крис начал бегать по девочкам, а Томми одиноко сидел в углу, ожидая Агушу. Тебя не было, когда я засыпала в пустой холодной кровати и думала, что со мной что-то не так. А теперь ты появляешься и хочешь, чтобы я тебя поняла?
— Пророчество, — он выглядел сейчас жалко и знал об этом, — меня отправили на поверхность за поиском свитков с Пророчеством.
— И ты его нашёл? — она сглотнула подступившие к горлу слёзы и облокотилась на стену пещеры. Спину обожгло холодом.
— Нет.
— Тогда почему не вернулся?
— Ты не понимаешь…
— Так объясни! — её голос сорвался.
Стейн обхватил голову, сжав ладонями виски, в которых бестолково билась только одна мысль: «Я. Потерял. Дочь». Он прошёлся кругами по пещере, не отнимая рук от головы, прежде чем смог произнести хоть слово:
— Вход в Регстейн запечатали. Я несколько лет бродил вокруг гор и по берегам Вальденграса, пытаясь отыскать то место, где попрощался с твоей матерью. И всё было бесполезно!
— И тогда… ты смирился? — сипло спросила она, не поднимая на отца глаз. Хотелось потрясти головой, выкинуть из головы все плохие мысли, из ушей вытряхнуть лишние ненужные слова, прижаться к папиной груди и сделать вид, что не было этих долгих двадцати лет… Но она не могла. У неё с трудом получалось даже просто назвать его папой: сердце кричало от боли, но рот будто зашили толстой ниткой.
— Да. — Он опустил голову, признавая свою вину. — Мне захотелось жизни. Нормальной жизни, а не этих чёртовых скитаний по буреломам! В конце концов, если бы Венди хотела найти меня, она бы нашла. Но я снова и снова просыпался один в чужом маленьком домике, где меня всегда ждала вкусная еда, свежая выпечка и радостные улыбки. Так что да, я смирился. Остался с Греттой и начал растить её сына, как своего.
