— Слушаюсь, кэп.
Целую его снова, не могу насытиться воздухом его губ, их твердостью и животным магнетизмом, исходящим от этого мужчины.
Все обиды ушли, просто растворились в суматохе и страхе за наше будущее.
— Я больше не хочу расставаться с тобой, Глеб.
— Не расстанешься.
Машина тормозит. Я выбираюсь из нее первой и забираю трость Глеба.
— Можно скажу кое-что?
— Валяй. Только палку верни.
— Мне нравится твоя трость, — шепчу в его губы.
— Ты врушка. Никому не нравятся хромые.
— Знаю одного мужчину. Сексуального, опасного, взрослого… Любимого, — добавляю последнее и только после этого передаю трость.
— Лисица. Ты мне нагло льстишь.
Уже вечер. Я подстраиваюсь под шаг Глеба, держась за его свободную руку. Неспешная прогулка до дома отца Глеба занимает некоторое время, и я наслаждаюсь каждым мгновением.
Не дойдя до порога дома, Глеб останавливается, переводя дыхание.
Я стараюсь не заглядывать ему в лицо с излишней тревогой, Глеб этого не потерпит. Но я чувствую, он устал. Просто пока не знаю, как сказать этому упрямому мужику, что даже железному человеку нужно иногда отдыхать.
— Я говорил с отцом, когда мне позвонил Адвокат. Он сказал кое-что, что мне не понравилось.
Настораживаюсь.
— Новое условие от твоего папаши?
— Не совсем. Он посоветовал мне не щелкать клювом. Мол, такая фифа, как ты, должна находиться под присмотром. Потом потребовал, чтобы у наших детей была фамилия Бекетовых и спросил, какую фамилию я хочу для них.
Едва дышу, не зная, что он скажет дальше. Мысли путаются, сердце выскакивает из груди.
— Я не могу допустить, чтобы ты и дети носили чужую фамилию. Хочу, чтобы ты стала Бекетовой Марианной, — выдыхает скороговоркой. Переводит дыхание. — Хочу этого не потому, что так надо. Просто хочу тебя в своей жизни. Тебя, детей и всего прочего хаоса…
— Это предложение руки и сердца?
— Да.
— Ущипни меня.
— За попку?
Мгновенно исполняет мою просьбу.
— Ой!
— Ты не спишь, Анна-Мария.
Я все еще не могу ничего сказать. Событий слишком много. Вдруг это происходит не со мной?!
— Эй, — гладит меня по скуле. — Ты должна ответить.
— Я должна сказать тебе «да»? Но я не скажу.
— Что?!
Глеб побледнел и крепче впился пальцами в мои плечи.
— Я скажу, что ты слишком долго думаешь, и должен был сказать мне это сразу же! Давно-давно! Еще когда мы разделались с Леней и его гадкой мамашей! — восклицаю и тискаю Бекетова за щеки. Всегда мечтала так сделать! — Купился! Улыбнись.
— Нет. Давай по форме. Ты выйдешь за меня?
— Да. Да, я выйду за тебя. Вот только где твое чертово кольцо?!
Бекетов поднимает мою руку и втягивает в рот безымянный палец, очертив языком круг.
Сексуально до дрожи.
— Я куплю тебе самое охуительное, — обещает он.
— Ты еще даже не начал искать.
— Но я найду. Обещаю. Такого, как у тебя, больше не будет ни у кого!
* * *
Сначала меня осматривает врач. Глеб находится рядом все время, а потом, после ухода врача, вынуждает лечь:
— Проблемная, тебе нужно отдохнуть.
— Тебе тоже, Глеб.
Глажу пальцами заострившиеся скулы на лице любимого мужчины. Он устал, вымотан. Видно же по залегшим, глубоким теням под глазами и глубоким бороздам морщин на лбу.
Но он находит для меня сил, чтобы улыбнуться.
— Нужно решить кое-что. Понимаешь же, Анна-Мария. Ты все понимаешь. Мне не нужно объяснять.
— Да. Но потом? Придешь ко мне спать?
— Только спать? — задумывается. — Я рассчитывал на поощрительный секс. Минет, на худой конец.
— Худой конец? Это ты так о своем толстом отзываешься? — хихикаю над своей пошлой шуткой.
— Какая ты стала пошлая и горячая штучка! — улыбается широко. — Я хочу остаться. Правда, хочу. Однако отцу я сейчас нужен больше. Он не соврал насчет рака, а новые подробности о делах Макса ударили по нему сильнее, чем он показывает.
— Тогда я буду ждать.
— Я обязательно к тебе приду.
Целую его, притянув к себе за шею. Глубокий поцелуй превращается в интимный танец — чувственный секс наших губ и языков. Постукивают зубы, плавятся разумные мысли, но вместе с этим приходит понимание, что теперь мы — точно одно целое.
— Иди, — отрываюсь со стоном. — Реши все, что нужно, и приходи.
— Подумаешь насчет моего конца? — поднимает уголок рта.
Ох, я таю от этой фирменной ухмылочки.
— Я даже знаю, что с ним сделаю, — посылаю воздушный поцелуйчик Бекетову.
Глеб направляется на выход.
— Что будет с Максом? — спрашиваю вдогонку.
— Я бы его убил, — отвечает просто. — Но отец будет против. Мы решим, как поступить с ним. Спи!
— Гле-е-е-еб! — зову его еле слышно.
— Что?
Посылает пытливый взгляд.
— Ты впервые сказал «мы». Про отца и про себя. Мы, — повторяю. — Это хорошо. Я рада, если у вас все наладится.
— Мы, — повторяет он. — Это не только его касается. Но и… — показывает на себя и на меня. — Нас тоже. Мы… — повторяет он, смакуя.
Его глаза горят. Становится физически больно смотреть в них.
Однако я все же смотрю и начинаю гореть в ответ.
— А еще ты меня любишь, — говорю, набравшись смелости.
Чувствую, что это так. Каждой клеточкой тела и души.
— Люблю.
Уходит.
Так просто.
Сказал самое сложное и просто закрыл дверь.
Одним словом перевернул мне душу, заставил сердце разрываться и фонтанировать счастьем.
Люблю.
* * *
Уснуть у меня так и не получилось. Слишком много переживаний за один день. Не могу остаться в стороне, когда внизу решаются важные вопросы.
Промучившись половину ночи, неслышно спускаюсь на первый этаж, иду в направлении громких голосов и прячусь за последним рубежом. Осторожно выглядываю из-за угла и смотрю в направлении гостиной.
Мужчины спорят.
Обстановка накалена предельно. Глеб и его отец пытаются переубедить друг друга, масла в огонь подливают близнецы, которые снова сплотились, чтобы не стать добычей Бекетовых.
