class="p1">Её руки смелее, а губы отчаяннее. Она ведёт в ритме старинного вальса, который почти смерть, но совсем не смерть.
Кто бы я ни…
Невидимые крылья над его плечами заслонили от багряного, тревожного неба, от неуютного ветра, и под этим шалашом нашлось место для двоих.
Большая Война, Последняя битва, чаша Грааля, незаданные вопросы, бесконечность миров Древа — всё осталось снаружи, мелкое и несущественное по сравнению с ковыльным морем, смешением тел и новой, теперь уже общей клятвой.
***
Ветвь 4459/41
Больше всего в Стефане ей нравится свобода.
Каждое его движение, поворот головы, любая фраза — это свобода.
«Можете убить, но не сможете заставить, если я не захочу».
Он смотрит на Айрин снизу вверх и говорит: «Иди сюда, маленькая». Она тает и идёт, словно заворожённая. А может, и не «словно». Стефан никогда не напоминает о том, как они познакомились, но остались шрамы — и вот они не молчат.
Айрин начинает понимать, какие же удивительные существа — люди. И что иферов не существует. Она начинает догадываться, что вообще всё не так, как кажется с высоты йорнского роста. Она читает взахлёб человеческие книги — узнавая, поражаясь, восхищаясь.
Стефан терпелив с ней — и не потому что Айрин может порвать его единственным взмахом когтистой лапы. Ей трудно поверить, что человек способен находить привлекательной йорни, но тот дьявольски убедителен.
— Неважно, — говорит он, — форма абсолютно неважна. Я умею видеть универсальную гармонию любого облика. У тебя она есть, и поверь, это невероятная редкость.
Клайв доволен её работой — их работой. Результаты просто фантастичны. К Стефану он относится почти как к равному — Клайву очень нужны летающие воины. А ведь ещё какие-то дела крутятся в хронопорту!
Айрин он повысил в должности и приблизил — на вкус Айрин чересчур приблизил, но без этих коротких и грубоватых совокуплений, как правило, на рабочем столе Клайва, повышения не видать. Она терпит — ради Стефана тоже, не только для своей выгоды. Клайв даже сделал ей комплимент — невиданное диво. Заправляя в штаны честно отработавший инструмент, огромный йорн буркнул: «Неплохая задница. И в башке не так пусто, как у других баб». Да, он теперь часто говорит с Айрин о делах, и она не отмалчивается в ответ, давая оценки и советы, к которым начальник прислушивается. Рассуждать так смело она может потому, что обсуждает работу со Стефаном. Его острый ум, будто скальпель, препарирует любую проблему, добираясь до сути — и всё сразу становится простым и понятным.
Айрин не приходит в голову, что любимый может использовать полученную от неё информацию в личных целях. Да что в принципе может сделать ифер против йорнов? Жив, цел, обласкан — что ещё надо?!
Она ошиблась. Стефану оказалось мало того, за что любой ифер продал бы душу. Он хотел свободу и Айрин — целиком. И сумел сделать так, что она поверила: это возможно!
Айрин сперва не хватило ума понять, с чем связывается, а потом уже стало поздно. Впрочем, до встречи с худощавым, странноватым, бестолковым пареньком это не имело значе… хотя нет, всё имеет значение. Растянутое на земле окровавленное тело, запах горелой плоти, склонившаяся над человеком йорни… Берт ничуть не напоминал Стёпу, но Айрин интуитивно опознала оружие и выстрелила раньше, чем это осознала.
***
Паола
— Стёпа сказал, что приборчик — это что-то вроде пропуска через Трещину. Если вместе с ним прыгать, то попадёшь туда, откуда вышел.
— Он что, в ветви хронопорт сделал?
— Типа того. Сказал, что у йорнов подсмотрел, как он работает, натаскал нужных деталей — и собрал простенький вариант. Ну, только до Паолы и обратно.
Берт не верил. То есть верил, что гельское перо может быть этаким стартером временного перехода, но не верил, что вот так, по обрывочным сведениям, на коленке можно собрать хронопорт или датчик аксионов. Начиная с того, откуда в йорнской ветви можно взять перо гела. Он чувствовал, что Айрин тоже не верит — по крайней мере, сейчас. Может, раньше верила, но «долго подумав» и вспомнив «что было и чего не было», наверняка нашла те же нестыковки.
Берту, сказать по правде, было наплевать на нестыковки. Они ехали тем же порядком, что и вчера, но всё было другим. Небо хмурилось, обещая дождик, зато к его спине прижималось ослепительное солнце — и освещало, и согревало, и убеждало, что всё будет хорошо. Время от времени он пугался, что эта ночь ему приснилась, и отпускал повод Воронка, чтобы сжать руку Айрин. Только ощутив ответное пожатие и отчётливое, не лишённое ехидства хихиканье за спиной, успокаивался. Всё было, есть и никуда не денется. Даже острозубый страх за исход двадцать шестой Последней Даниила стал глуше. «Неостывшие» йорны уязвимы, и инструктор наверняка сумеет этим воспользоваться. А даже если бы Берт активировал второй этап возвращения в облик гела немедленно, то всё равно толку не было бы никакого. Во-первых, трансформация заняла бы изрядно времени, а во-вторых, даже в лучшей своей форме Берт не нанёс бы паре йорнов ощутимого вреда.
— Жаль, конечно, — вздохнул он, — что этот фокус не сработает с Граалем. В прошлый раз рядом с ним Стёпино изделие чуть дотла не сгорело…
— Это когда оно включено было, — перебила Айрин. — А когда контакты поплавились, разомкнуло, значит, и ничего, дальше не горело.
В её словах был резон, но Берт никак не мог свести воедино обрывки информации и прийти к каким-то внятным выводам. Шкодливые руки Айрин, шарящие под его рубашкой, размышлениям отнюдь не способствовали.
А Грааль уже совсем близко, и надо было быстрее решать.
— Давай сначала я попробую полезть без ничего, а потом, если не…
Вышколенный первым хозяином Воронок остановился так резко, что Берт чуть было не прикусил язык. Влажная земля брызнула из-под копыт, заляпав обувь всадников.
— Что за нафиг, — проворчала Айрин, выглядывая у Берта из-за плеча.
Берт уже понял — что, но не мог решить, как реагировать. Разве что нашарил рукоять притороченного к седлу рыцарского меча.
— Это я, Берт, — сказал учуянный «нафиг», выходя из-за густого переплетения ивовых ветвей. За его спиной плескала река. — Расслабься, будь добр. Я вас ждал.
— Я думала, что ты будешь своему… приятелю помогать, — проворчала Айрин. Она ловко соскочила с Воронка, и Берт тоже слез на землю.
Серенький день глушил краски окружающего мира, но Пети казался особенно выцветшим. По лёгкому наклону вправо, в сторону уцелевшего крыла, Берт догадался, что ангел едва держится на ногах. Конечно, столько отмахать на своих
