и застучал кулаком в дверь.
Поначалу на стук никто не обращал внимания, но милиционер, как и положено представителю победившего класса, оказался настойчив.
— Чего надо⁈ — высунулась из открывшегося на втором этаже окошка голова в каком-то невообразимом чепце. — Ходют тут всякие!
— Тихо, Ильинична! Я тебе постояльцев привёл!
— Василий Егорович, — сбавила тон хозяйка. — Что ж ты так стучишь. Всех клиентов перепугаешь.
— Ничто! Пусть знают, что народная милиция завсегда на страже!
— А что за люди хоть?
— Хорошие люди. Правильные!
— Да, я не о том, — поморщилась нэпманша.
— И деньги у нас тоже есть, — выступил вперёд Могилевский. — Простите, мадам, нас не представили…
— Василиса Ильинична, — разом подобрела почуявшая доход дама. — Ой, что же вы там стоите. Я сейчас отопру.
Прошло ещё пару минут, прежде чем щёлкнул замок, затем лязгнул засов и дверь в импровизированную гостиницу отворилась.
— Проходите, граждане. Располагайтесь!
О наступлении утра нам возвестил самый настоящий петух. Казалось, зловредная птица устроилась где-то совсем рядом с окном и сладострастно завопила — кукареку! В принципе, ничего странного в этом не было. Даже в Москве многие жители продолжают держать хозяйство. Что уж тут говорить о провинциальных городках вроде Твери. Но зачем же это делать рядом с гостиницей⁈
— Вот сволочь! — пробормотал я сквозь сон и попытался накрыть голову подушкой, но не тут-то было.
Почувствовавший себя звездой пернатый негодяй заорал снова, так что мне захотелось пристрелить его из нагана. К счастью для вокалиста, огнестрельным оружием ваш покорный слуга так и не обзавёлся. А на кастет и свинчатку ему было плевать. Да. Время вокруг не простое и в моём арсенале снова появились средства, позволяющие наставить на путь истинный окружающих.
— Вставай, соня! — до отвращения жизнерадостным тоном заявил мне Могилевский.
Комнат в заведении милейшей Василисы Ильиничны оказалось немного, так что нам пришлось потесниться. Более или менее удобно устроились Болховский с Куницыной. Остальным повезло меньше. В нашей, к примеру, расположились трое. То есть я, Дмитрий и Котов. Правда, третьего соседа уже не было.
— Где их благородие? — поинтересовался я у чекиста.
— К Жоржу пошёл, — так же тихо ответил мне подставной пианист. — Что-то обсуждают и, похоже, ругаются.
— Ну и чёрт с ними.
— По этому поводу возражений нет, — усмехнулся Могилевский, но тут же сменил тон на более серьёзный. — Надо определиться с местом выступления.
— Может, пусть Болховский поработает для разнообразия?
— Тогда нам точно жрать нечего будет.
— Кстати, о хлебе насущном. Случайно не помнишь, завтрака нам хозяйка не обещала?
— Вроде нет.
— Хреновато!
— Это точно.
— Тогда пойдём, поищем какой-нибудь общепит. Заодно посмотрим, есть ли там сцена.
Подходящий ресторанчик нашёлся быстро. Несмотря на ранее время, заведение братьев Непреловых оказалось открыто. Разнообразием предложенное меню не баловало, но место для выступления имелось.
— Хотите свежего, — едва сдержав зевок предложил официант, — приходите вечером. А сейчас щи суточные, пироги вчерашние. Самоварчик если угодно можем поставить.
— А что, братец, хозяин или управляющий у вас имеется.
— Как ни быть. Только они сейчас спят. Попозже появятся. А они вам для какой надобности?
— Для коммерческой. Ты уж, будь любезен, передай, что мы позже ещё зайдем. А сейчас принеси нам чаю, пирогов… кстати, какие они у вас?
— Расстегай, курник, кулебяка…
— Пожалуй, курник.
— Сей секунд.
Получив задание, халдей исчез, а мы остались с Могилевским один на один.
— Ну, спрашивай, — усмехнулся я. — Не просто так ведь меня подальше от наших увёл…
— Тут, такое дело, — помялся чекист. — Не могу понять, что мы здесь делаем…
— Не было этого пункта в маршруте?
— Точно! Причём, для Котова это тоже сюрприз. Вы вчера все спать завалились, а я слышал, как они с Болховским разговаривали.
— Ругались?
— Ну, не то чтобы. Так поговорили на басах.
— От меня что нужно?
— Обычно за ними местные товарищи присматривают, а я так, для связи. Но тут наших нет. Понимаешь?
— Что уж тут непонятного. Но они ведь шляются, когда у нас концерт.
— То-то и оно! Может, прикроешь меня?
— В смысле?
— В коромысле! Скажусь больным, останусь, вроде как в гостинице, а сам присмотрю за «благородиями».
— Не пойдёт. Они тебя враз срисуют.
— И что же делать?
— Думать надо. Время до вечера ещё есть…
[1] Если кто не знает, в ходе этой операции, чекисты сумели убедить укрывшихся за границей белогвардейцев, что в Советской России существует глубоко законспирированное монархическое подполье. В числе прочего, удалось заманить в СССР британского агента Сиднея Рейли и видного эсера Бориса Савинкова.
Глава 20
Мальчишка был в меру чумаз, босоног, одет в до крайности потрёпанные штаны и рубаху. На голове его красовался какой-то невероятный колпак, более всего напоминавший монашеский клобук. А ещё… он зачем-то за мной следил. Не могу похвастаться особой чувствительностью, но взгляд пацана буквально жёг мою спину. Сначала подумал, что показалось, потом сделал вид, что развязался шнурок и, наклонившись, посмотрел назад. Затем полюбовался собой в чудом уцелевшую во время катаклизмов Гражданской войны зеркальную витрину. В общем, ошибки не было. За мной шпионил самый настоящий, просто вот классический беспризорник, так что пришлось действовать.
Зайдя в первую попавшуюся подворотню, дождался своего преследователя и когда он сунулся вслед, без лишних церемоний схватил его за ухо.
— Ай-яй-яй! — заверещал парнишка и попытался вырваться, но не тут-то было. — Пусти, гад!
— И не подумаю. Ты зачем за мной следишь, поганец?
— Ой, больно!
— Погоди немного, сейчас ухо отвалится, и ты истечешь кровью!
— Порежу! — посулил тот, и даже попытался ткнуть меня какой-то заточенной железякой.
— Успокойся, душегуб малолетний, — фыркнул я, отобрав у него «оружие», — лучше говори, зачем за мной таскаешься?
— В карты проиграл, — после недолгого молчания выдал «преследователь».
— В каком смысле?
— В простом. Забились, кто проиграет — пойдёт и у первого встречного кошелек подрежет.
— Офигеть! А если у него нет кошелька?
— Тогда хоть что-нибудь. Платок, кепку с головы сбить и принести, всё равно. Не получится, тогда заточкой ткнуть…
— О времена, о нравы!
— Пусти, дяденька…
— А смысл? На тебе всё равно
