под сиденьем, достал туесок — резную баночку из бересты или чего-то подобного, открыл крышку, протянул туесок мне. От запахов меня замутило. Еда! Благословен будет день, когда мать тебя родила, старый хрыч.
Питался старикан как бог — я имела весьма условное представление о средневековой кухне, знала только, что еда была жирная, пресная и несытная. Но в туеске я нашла обалденный хлеб, фрукты — кисловатые, брызжущие прозрачным соком, они утоляли жажду лучше воды, куски мяса… Мне не было стыдно, что я лишила благодетеля трапезы, я только сейчас поняла, как я голодна, и сколько я уже не спала? Сколько я в этом мире? Я сбилась со счета дней и ночей, но ведь прошло не более пяти суток?..
Старик не приставал ко мне с расспросами. Доедая последний кусок, я осмелела и выглянула в окно, отодвинув шторку. Жак ехал рядом, поймал мой взгляд, и поди разбери, что он подумал. Меня разморило, мне было уже все равно. Я искала Ару — где он? Но стражники были все на одно лицо, безразличие стерло разом, меня затрясло, но потом я увидела Ару в арьергарде. Живой и, кажется, даже не ранен.
Паленая вонь становилась пуще, мы практически подъехали к городу. Старичок посмотрел в окно, я, когда он отодвинулся, тоже — так и есть, устоявшие стены, дымящиеся еще, все-таки ливень оказался кстати, иначе и камня на камне здесь не осталось бы.
— Его будут восстанавливать? — спросила я. — Город?
Старичок выпучил глаза.
— Молчащие! Ну конечно! — он опять всплеснул руками. — Фриарт не первый раз горит, как все города…
— Учтите проходы между домами, — бесстрастно сказала я, откинулась на сиденье и прикрыла глаза. — Так, чтобы люди в случае опасности могли покидать город беспрепятственно. Ворот определенно должно быть больше, столько, чтобы люди могли выходить и выезжать через наиболее безопасные с учетом того, откуда будет дуть ветер. Дома надо строить дальше друг от друга — хотя бы кварталами, так огонь не будет перекидываться быстро, и необходимо избегать при строительстве горючих материалов. — Карету тряхнуло. — И еще — не помешает пожарная служба из добровольцев, и в их распоряжении — телеги и лошади для эвакуации неходячих, младенцев и стариков.
Я замолчала, хохотнув. Меня понесло, зачем все это? Выспаться, найти Люсьену с эльфенком — и деру отсюда как можно скорее и как можно дальше. В Лантор, да, точно, туда. За деньгами и перспективой создать самый безопасный веселый дом в истории всех миров.
— Это все? — кротко спросил старичок, и карета остановилась. Кто-то завозился с той стороны, но команды от наместника не поступало, и дверь оставалась закрытой. — Это все?
— Нет. Но какое это имеет значение? — пожала плечами я и встала, толкнув дверь кареты. Забыла про «превосходительство» — старик стерпел.
Стражник отбежал на почтительное расстояние. Вероятно, наместник не очень любил, когда ему намекают на возраст, и предпочитал демонстрировать самостоятельность.
— Вы ранены? — донеслось мне вслед.
Черт… Черт. Значит, я все еще в состоянии шока. Я распахнула пошире дверь, пытаясь понять, откуда такой пугающий вывод. Пошевелила ногами, вильнула задом. С меня натекла тьма воды и грязи, что он сумел увидеть?
Я опустила взгляд на пол кареты. Ничего. Только на пороге — капля крови. Черт, черт. Откуда она?
Дрожащими руками я провела у себя под носом. Ничего. Осмотрела штаны. Грязные, на них ничего не заметить. Голова? Уши?.. Старичок распахнул глаза, приоткрыл рот — мимика у него была выразительная. Еще и наблюдательный, гад, что ты видишь, что не вижу и не чувствую я?..
- Вы женщина? – пискнул он, перепугав меня до смерти, и я, даром что на меня таращились, наверное, все вокруг, догадавшись наконец обо всем, провела рукой по штанам чуть ниже паха.
Ненавижу средние века.
Ненавижу. Но как минимум есть один плюс – Анаис клиентки в моем лице не дождется.
Глава двадцать вторая
Я никому ничего не докажу. Проверить легче легкого, и для меня проверка будет не то чтобы унизительной, но мучительной наверняка. Нравы этих времен я уже уяснила. И если признаться, оставить себе небольшой шанс, есть вероятность, что я отделаюсь поркой и, может, монастырем. Если здесь существуют женские.
Старик подозвал жестом стражника, что-то сказал ему, тот кивнул, обернувшись на меня с удивлением, но каким-то ленивым, словно не новость его удивила, а то, что это известно кому-то еще. Шла за стражником я покорно, и единственная мысль была — спать, мыться и снова спать, обещал же старикан дать мне приют ненадолго, но, возможно, уже изменил свое мнение.
Меня привели в шатер — огромную продуваемую палатку со множеством пологов и ходов, препоручили заботам пожилого сурового мужика, показали место — серый полог, казенная кровать, шнурок, в который надлежало звонить, если что было нужно, пообещали прислать целителя и ушли. Я осталась одна, гадая, зачем мне целитель и нужен ли, пришла к выводу, что он должен подтвердить догадку вельможного старикана, наплевала на то, что стирка в это время занятие трудоемкое, и растянулась на кровати. Пока явится мой палач — я посплю.
Но никто не явился. Я спала без задних ног и без сновидений, пачкая простыни и не думая ни о чем и ни о ком — передышка. И понятия не имела, сколько прошло времени и что изменилось, пока я была потеряна для этого мира, черт бы его побрал.
Проснулась я не от звуков, не от того, что кто-то рядом ходил. Открыла глаза, чувствуя утомление и бодрость одновременно, как бывает после слишком долгого сна. Голова побаливала и кружилась, вставать не хотелось, было относительно тихо, воняло гарью и традиционно дерьмом.
Мимо полога кто-то прошел, я насторожилась, но это были не по мою душу. И доктор не появился, только еда поджидала меня на сундучке, которого вчера не было. Рядом с сундучком, под короткой лавкой, на которой были сложены простыни, я увидела ночную вазу и чуть не прослезилась от заботы, но горшок — это так комфортно после поз, в которых мне пришлось застывать до сих пор.
Горшком я пренебречь никак не могла. И если закрыть глаза, можно представить, что я нахожусь в своем мире. Неправильно, сперва стоило слопать завтрак, подумала я, прикрывая крышкой результаты стараний, и решила узнать, что будет, если я дерну шнурок.
Ничего. Явился стражник, взял горшок, я хмыкнула
