не совсем понимая.
— Что ты имеешь в виду? — Тихо спрашиваю я.
Челюсть Найла сжимается, мускулы на ней дергаются, когда он смотрит на меня сверху вниз своими горячими голубыми глазами.
— Я хочу доставлять тебе удовольствие до тех пор, пока ты не заплачешь, Изабелла, доводить тебя до крайности, пока ты не начнешь умолять кончить, заставить тебя умолять и обещать все, что угодно, если я просто доведу тебя до оргазма. А потом, когда ты насквозь промокнешь, будешь сжиматься и умолять меня о чем угодно, я хочу трахнуть тебя так сильно, что ты будешь чувствовать отпечаток моего члена в своей киске несколько дней.
Его голос доносится до меня, густой и грубый, обещающий вещи, которые на самом деле совсем не похожи на наказание.
— Что, если я этого хочу? — Спрашиваю я мягко. — Звучит не так уж плохо.
Глаза Найла сужаются, и я чувствую, как он напрягается, его руки сжимаются и разжимаются, когда он смотрит на меня сверху вниз.
— Черт, — выдыхает он, и когда я смотрю вниз, я вижу, что он снова тверд как скала, его член выглядывает из ширинки боксеров. — Господи, Изабелла, ты сводишь меня с ума.
Я медленно протягиваю руку, проводя пальцем по упругой плоти его члена так, чтобы я могла ее видеть. Он вздрагивает, из его горла вырывается звук, похожий на рычание, а затем его рука вытягивается вперед, хватая меня за руку.
— Хорошо, — отбрасывает он. — Тогда я покажу тебе, как удовольствие может быть наказанием, Изабелла. Если ты так сильно этого хочешь.
Он ведет меня к кровати, одной рукой стягивая свои боксеры и снимая их, пока мы идем. Его член ударяется о пресс, твердый и нетерпеливый, и одним быстрым движением он хватает край моей юбки, дергая ее вниз, так что она падает на пол и оставляет меня тоже обнаженной. Каждое его движение быстрое и резковатое, почти сердитое, и он поворачивает меня лицом к себе на краю кровати.
— Можно я тебя свяжу? — Спрашивает он, и впервые с Найлом меня охватывает настоящий страх. Но, по крайней мере, он дает мне выбор…по крайней мере, я так думаю.
— Нет, — шепчу я, качая головой. — Пожалуйста, нет, это сделал Хавьер, и это было ужасно. Он связал меня и намазал чем-то таким, что ужасно возбудило меня, и оставил вот так, извивающейся и плачущей, и я не могла убежать. Я не хочу чувствовать это снова.
Найл сжимает зубы, и я вижу, как мрачная ярость пробегает по его лицу.
— Я должен был убить этого чертова ублюдка, когда у меня был шанс, — шипит он сквозь стиснутые зубы. — Мне чертовски жаль, что я этого не сделал, Изабелла. Мне следовало убивать его медленно.
— Вместо этого ты освободил меня, — тихо говорю я. — И я так рада, что ты это сделал. Что бы ты еще ни хотел со мной сделать…
— Я собираюсь мучить тебя удовольствием, это точно, — мрачно говорит Найл. — Но я не буду тебя связывать. Вместо этого ты будешь держать руки по швам, и если ты пошевелишься, чтобы прикоснуться к себе или ко мне, если я не дам тебе разрешения, я остановлюсь. Я не позволю тебе кончить, и я не буду тебя трахать. Ты можешь лечь спать с болью в сердце, если ослушаешься. Ты понимаешь?
Я могла бы сказать ему "нет" прямо сейчас. Я могла бы сказать ему, что я этого не хочу, что это звучит не возбуждающе, но это было бы ложью. И я пообещала себе, что никогда больше не буду ему лгать.
— Ложись на кровать, Изабелла, если только ты не хочешь сказать мне, что не хочешь этого. В таком случае, мы ляжем спать, а утром отправимся на аэродром.
Интересно, был ли у тех других женщин, о наказании которых упоминал Найл, выбор. Я сомневалась в этом. Он дает мне один, но, в конце концов, на самом деле это не выбор.
Пульсирующая боль между ног уже ответила за меня. Я медленно забираюсь на кровать, откидываясь на подушки.
— Раздвинь ноги, — инструктирует Найл, отходя к краю кровати. — Покажи мне, насколько уже влажна твоя киска, Изабелла.
Я чувствую, как краснеют мои щеки, когда повинуюсь ему, широко расставляя ноги. Мой клитор пульсирует при мысли о том, чтобы так непристойно обнажиться перед ним, позволить ему увидеть влажную набухшую плоть, мой маленький клитор, выглядывающий наружу, уже жаждущий его прикосновений.
— Опусти руку и откройся шире, Изабелла, — твердо говорит Найл. — Дай мне увидеть все это, но не трогай свой клитор. Если ты это сделаешь, мы сейчас же остановимся.
Я не хочу, чтобы он останавливался. Мое возбуждение уже быстро нарастает, моя кожа вся горит, и я хочу умолять его прикоснуться ко мне. Вместо этого я опускаю руку, как он и сказал, и чувствую пальцами упругость моего желания, когда широко раздвигаю для него свои складочки, позволяя ему увидеть мой сжимающийся вход, мою задницу, каждый дюйм моей гладкой обнаженной киски.
— У тебя самая совершенная киска, которую я когда-либо видел, — мурлычет Найл, его глаза жадно останавливаются между моих бедер. — И я собираюсь наказывать тебя, пока не решу, что ты умоляла достаточно долго. Держи ноги раздвинутыми, руки по бокам, Изабелла, и не двигай ими, или я остановлюсь.
Я не понимала, как удовольствие может быть наказанием. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять это.
Кажется, что уже очень долгое время Найл почти не прикасается ко мне. Он целует внутреннюю сторону моих бедер, раскрытых для него по моей собственной воле, и проводит языком вниз по складке, где мое бедро встречается с пахом, его теплое дыхание щекочет обнаженную плоть моей киски. Он проводит по ней губами, и когда он отстраняется, я уже чувствую, что вот-вот расплачусь, каждый мускул моего живота и бедер напряжен от желания. Он протягивает руку, нежно проводя пальцами по моим внешним складочкам.
— Ты хочешь, чтобы я потрогал тебя, Изабелла? Протолкнул два, три или даже четыре пальца глубоко внутрь, пока буду доводить тебя рукой до конца? — Пока он говорит, его палец просовывается между ними, задевая мой вход, и я чувствую, как сильно сжимаюсь.
— Да, — задыхаясь, выдыхаю я. — Да, пожалуйста. Я хочу кончить…
— Ты еще очень долго не кончишь. — Пальцы Найла движутся вверх, поглаживая мои внутренние складочки, пока я извиваюсь, к клитору. Он постукивает указательным пальцем по моему клитору, этого достаточно, чтобы вызвать во мне небольшие электрические разряды удовольствия, но недостаточно, чтобы хотя бы приблизить меня к оргазму. Постукивания превращаются в маленькие круги, затем в растирание взад-вперед, пока я не закусываю губу и тяжело дышу, и тогда Найл убирает руку.
— Нет! — Я вскрикиваю, мои бедра выгибаются, но я не двигаю руками. Я не смею, потому
