говорить о… — он оглядел меня, — кхм, тебе! К тому же сегодня из-под пера совершенно ничего не идет…
На столе очертилась тарелка борща, рядом дзынькнула ложка. Следом возник рогатый с веревкой обещанных бубликов на шее.
— Ну, че я пропустил?
***
Моя гувернантка явно мстила мне с того света. При жизни она и мечтать не могла, чтобы я смиренно сидел и внимал всему, что говорят. Неправильными воспитательными методами пользовалась.
К петухам я уже мог поддержать без запинки нехитрую беседу. И если раньше эта беседа ограничивалась десятью словами и вертелась вокруг меню ресторана или комплиментов синьоринам, то теперь я запросто отличал фокаччу от Боккаччо и Боккаччо — от Боттичелли. Дело было не только в том, что я оказался "приклеен" к стулу. Николя знал, на что давить.
Наутро я на всех парах мчался в академию. Благо, сегодня мой внешний вид не нуждался в оправданиях.
Захар, по привычке бдящий в каморке, был удивлен просьбой продолжить прерванное занятие.
— А может, ты к младшекурсникам через часик заглянешь? Им как раз будет нечего делать! — предложил он.
Но я стоял на своем. Что, зря ночь просидел? Да после такого мне и к младшекурсникам было не жалко зайти! Только сначала нужно кое-что исправить.
— Опять из-за тебя травознание отменять! — всплеснул руками лекарь. — Знаешь, что? Пойду и я послушаю, что у тебя за уроки такие!
Я не противился — это было даже на руку. Теперь-то Дина свой пыл поумерит!
Когда я в третий раз появился на пороге кабинета, адепты ничуть не удивились. Кого-то, как соседку рыжей, "Бонджорно!" обрадовало, кого-то заставило огорченно вздохнуть. А кое-кто и глазом не моргнул.
— Напомните, на чем мы остановились вчера? — специально спросил я.
Все взгляды устремились на Дину.
— На "Пиноккио" Коллоди. Кажется, вы о нем ничего не знаете, как и обо всем остальном… — ответила та с оглядкой на Захара.
— Зачем же мне читать эту новомодную попсу? Есть вещи, куда лучше передающие дух Италии! — с полной уверенностью заявил я. Дядька ни о каком деревянном человечке не слышал, а его вкусу я доверял. — Читали ли вы Боккаччо, поэзию Петрарки? Или, на худой конец, комедии Гольдони? А это и есть энциклопедия итальянской жизни! — процитировал я своего новоиспеченного учителя. — Поэтому не вводите других студентов в заблуждение! Ни за какими деревянными человечками по Италии не гоняются!
Щеки Дины налились румянцем. Захар, разделявший мнение рыжей, уставился на меня с открытым ртом. По кабинету прошли смешки.
— Разве нам есть, откуда брать эти книги? Если на ярмарке удастся что-то найти, это большая редкость, — выкрутилась она. — Вы же сами из столицы будете?
— Будем. А к чему вопрос? — не сообразил я.
— К тому, что вам не составит труда достать для нас совсем чуть-чуть книг. Чтобы мы лучше изучали ваш итальянский с французским.
— А что? Хорошая идея! — поддержал Захар. — Мы ж давно писали пану Корнею, чтобы учебники академии выделил, долго упрашивали и кое-как добились! А тебе точно есть, кому написать в столицу! Нам еще многое нужно! — свалилось на меня как снег на голову.
Судя по злорадной ухмылке Дины, попал я конкретно… А воодушевленный взгляд Захара только укрепил это чувство!
— Приму к сведению, — нервно кашлянул я. — Пожалуй, пора перейти к азам итальянского… Обещаю, если после моей лекции вы и не сойдете за местных в Италии, то явно там не потеряетесь!
Сказать, что это был мой звездный час, — не сказать ничего. Уже через некоторое время в стенах академии звучали не привычные заклятия, а заморские "дискуссионы". Особенно полны энтузиазма были младшекурсники. Они без умолку представлялись друг другу, а после урока отпускали вслед преподавателям "Вuona giornata!", отчего те испуганно шарахались. Думали, за двойки их проклинают!
Меж тем я намеревался выскочить из академии незамеченным. Но Захар как будто специально поджидал меня в конце коридора.
— Я ж тебе список книг не дал! — радостно сообщил он. — Пойдем-ка в учительскую, заодно план занятий обсудим…
— А может, потом? — бочком попятился к двери.
Но путь к побегу тут же отрезали.
— Да не переживай, мы ненадолго! — Лекарь поволок меня прямиком под лестницу.
Когда Захар говорил, что им "еще многое нужно", я подозревал, что парой книжек мне не отделаться… Но когда он развернул список на полстола… у меня задергался глаз! Писали явно всей академией!
— Здесь только необходимое! — с честным видом заверил лекарь.
Я хотел возразить… но дверь вдруг приоткрыли. В каморку просунулось крайне негодующее лицо.
— Господин Готи, неужели! Я вас ищу! — Прошествовав к нам, дама вооружила острый нос пенсе. — Объясните-ка, чему вы учите адептов? Только что один из них оскорбил меня!
— Позвольте узнать, как? — Я удивленно изогнул бровь.
— Несся за мной по всей академии с криком "Горбатая Ганна Петровна"! Как не стыдно! — Преподавательница притопнула каблучком. — Да у меня прекрасная осанка!
С этим я бы поспорил: женщина, которая уже присутствовала на злополучном новоселье, была не самой приятной наружности. Костлявая, скрюченная, во всем черном, с жиденькой косичкой за спиной… Издалека бы сошла за родственницу моего гоблина!
— Вас никто не оскорблял. Напротив, обратились очень вежливо! — усмехнулся я, понимая, о чем речь. — "Garbata" по-итальянски значит "любезная".
— Какой обидный язык! — сердито фыркнула Ганна и отвернулась от меня. — Бублики к чаю остались?
— Конечно! — Захар вдруг засуетился: галантно отодвинул ей стул и даже налил чай. — Ганночка, я ж варенье ваше любимое принес! Из груш! — Он вынул из ближайшего шкафчика банку.
— Захар, вы меня балуете! — переменилась в лице дама.
Решив никого не смущать своим присутствием, я двинул в сторону двери. Лекарь, пряча улыбку за усами, очнулся, когда я был уже на пороге.
— Стой! Ты ж не только на языках своих лялякаешь? Говорил, еще арифметику знаешь! — припомнил мне Захар. — Пускай адепты цифирью писать учатся. Не надо им каждый день языки читать, а то скоро речь родную забудут. Вон, как Ганну Петровну запугали! — При взгляде на особу он вновь улыбнулся. — Завтра с утра приходи, я тебе кабинет выделю. И про учебники, будь добр, не забудь!
Когда "напоминание" волочится у самых ног, при всем желании не забудешь!
Вернувшись в дом, я застал любопытную картину. Без меня тут никто не скучал! Особенно рогатая особь, придерживающая у лба полотенце.
— Я ж вас, хлопцы, послушал, прихожу и говорю ей "Ти амо, Солоха"… А она как с печки грохнется, как погонит меня веником с хаты! Ох и долго я кубарем катился… — расстроенно хрюкнул черт.
— Не робкого десятка женщина, — сделал вывод Тильбо, подливая ему чай.
Дядька уже
