к грозившей разразиться буре? Случай, смелость авантюриста, по-видимому, вызвал перемену настроения в душе слабого, нерешительного короля.
Выступивший из густого мрака выходец из далекого востока, о котором до сих пор не знают, был ли это шарлатан или безумно-смелый фантаста и хотел ли он сыграть роль Мессии политика или авантюриста, вызвал глубокое движение в еврействе, коснувшееся и маранов на крайнем западе. Давид, родившийся, вероятно, на востоке и долгое время живший в Аравии и Нубии, появился внезапно вт> Европе в своеобразной роли, пробудив в еврействе несбыточные надежды. Он объявил себя отпрыском якобы проживающего в Аравии независимого староеврейского колена Рувима, выдавал себя за принца и брата тамошнего еврейского царя Иосифа и велел называть себя поэтому Давидом Реубени. Он, действительно, проживал в Аравии, а именно в местности Хайбар на севере Геджаса, где во время Магомета и даже позже жили независимые еврейские племена. Возможно, что и в XVI веке евреи, недавно переселившиеся туда, сумели сохранить свою независимость от господствовавших магометанских племен. Но что эти евреи были остатками прежних колен Рувима и Гада и что они находились под властью еврейского царя, да к тому еще отпрыска дома Давидова (как рассказывал Давид Реубени) — это было бесспорно пустой выдумкой.
Этот человек с огромной страстью к приключениям и странствованиям покинул Хайбар (декабрь.1522 г.), кочевал несколько времени по Нубии, часто под видом магометанина, отыскал, по его словам, там, между Белым и Голубым Нилом, остатки прежних колен Израиля и, наконец, прибыл в Египет. Здесь он впервые поведал свою сказку о могущественном еврейском государстве в Хайбаре; но, по-видимому, его словам не поверили. В Палестине, где он пробыл несколько месяцев (март — июнь 152), его авантюристические рассказы и планы не имели, по-видимому, успеха, и он поэтому уехал через Александрию в Венецию (февраль 1524 г.). В этот, тогда мировой, город, бывший посредником между Европой и Азией, уже раньше проник слух из Палестины о посланнике древне-израильского колена, а его рассказы возбудили всеобщее любопытство. Открытия новых стран, следовавшие, в течение весьма непродолжительного времени, одно за другим, к изумлению тогдашнего поколения, которое вдруг услышало о странах, людях, нравах и вещах, о коих не имели представления в тесном кругу средневековой географии — эти, ставшие обыденным явлением, чудеса сделали людей того времени весьма легковерными. Они готовы были поверить всякому чуду. Умы, еще полные средневековых представлений, не сомневались в том, что новые открытия подтвердят весьма распространенные тогда географические побасенки. Христиане надеялись на отыскание царства легендарного священника, Иоанна, где сохранилось еще первобытное христианство. Португальские короли, по инициативе коих были открыты новые страны, послали особых соглядатаев в Азию и Африку для отыскания этого царства. Евреи, в свою очередь, ожидали, что в один прекрасный день в каком-нибудь уголке Азии будут найдены десять затерявшихся колен Израиля и даже легендарная река, Сабатион или Самбатион, которая течет шесть дней в неделю, а в субботу отдыхает, с живущими там сынами Моисея, которые сохранили в чистоте иудаизм. И вот в Венецию прибывает посланник якобы независимых израильских племен в лице Давида Реубени. Какое чудо! Фантазия европейских евреев была надежной союзницей этого авантюриста: она проложила путь его смелым замыслам. Цель его поездки, о которой он сам лишь слегка намекал, но которую выболтал его слуга, еще усиливала интерес. Передавали, что он послан своим братом, под знаменем коего стоят 300.000 отборных воинов, с 70 старейшинами земли Хайбар к европейским князьям и особенно к папе, чтобы получить у них оружия и пушки, во-первых, для борьбы с магометанскими племенами, которые препятствовали соединению еврейских племен, живущих по обе стороны Красного моря, и, во-вторых, для изгнания турок из Св. земли с помощью опытных еврейских войск.
Личность и поведение Давида Реубени много способствовали тому, что его слова возбудили доверие, ибо в нем было что-то своеобразное, таинственное, эксцентричное. Цвет его лица был темным, он имел вид карлика и был чрезвычайно худощав; непрерывные же посты превратили его буквально в скелет. К тому же он был храбр, бесстрашен, очень резок в обращении и весьма далекий от всякой интимности. Он говорил только по-древнееврейски, но на таком испорченном жаргоне (вероятно, с неправильным произношением и без соблюдения правил грамматики), что его не понимали ни азиатские, ни южноевропейские евреи. Он утверждал: «никогда не изучал Талмуда и вообще не знаком с еврейской литературой; он — воин, убивший в течение одной битвы сорок человек». Но позже выяснилось, что он был посвящен в тайны кабалистики и лишь притворялся профаном.
Прибыв в Венецию, он не остановился у кого-нибудь из евреев, а остался в доме капитана судна, на котором он совершил свой переезд; но сопровождавший его слуга обратил на него внимание евреев, которые не замедлили посетить его. Еврейский художник, Моисей, и известный богач, Мацлиах (Фелице), ревностно поддерживали его, хотя он лишь в общих чертах намекал им, что он едет к папе с миссией, направленной ко благу всего еврейства, и просил добыть ему судно в котором он мог бы переехать в Рим. Прибыв в Рим (февраль 1524 г.), он верхом на белом коне со слугой и переводчиком отправился к папскому двору и добился немедленно же аудиенции у кардинала Джулио в присутствии других кардиналов. Он был принят в аудиенции также и папой Климентом и передал ему свои верительные грамоты.
Климент VII (на папском престоле 1523 — 1534 г.) был одним из самых благородных пап из дома флорентинских Медичи. Рожденный от незаконной связи, он отличался умом и мягкостью и был воодушевлен стремлением сделать Италию независимой от варваров, т. е. от немцев. Но его правление совпало с эпохой, когда Европа была выбита из обычной колеи. С одной стороны лютеровская реформация, подвигавшаяся с каждым днем гигантскими шагами вперед, угрожала свержением папства, с другой же стороны объединённая под властью Карла V огромная империя Германии и Испании, к коим присоединились еще Бургундия и часть Америки, ложилась тяжким гнетом на Италию, которая была уже близка к тому, чтобы попасть в рабскую зависимость от императора. Как только Климент противодействовал императору, последний тотчас же поддерживал реформацию и делал вид, будто собирается ограничить папскую власть. Если же Климент уступал, то свободе Италии угрожала серьезная опасность. Таким образом, несмотря на свой твердый характер, папа Климент постоянно колебался и, подобно большинству своих современников, увлекался астрологическими вычислениями, дабы узнать то, чего не могла предвидеть человеческая мудрость. Климент не был фанатиком и вообще был более светского, чем духовного образа мыслей, подобно своему
